— Здравствуйте, господин посол. Видите, мы здесь готовимся.
— Здравствуйте. Спасибо, но где мне найти кого-нибудь из помощников министра?
Сотрудник поясняет и спешит к своим журналистам. Я отправляюсь к заместителю директора кабинета министра иностранных дел Д. Жерару. Мое появление для него неожиданность.
— Но ведь вас ждет министр, — недоуменно говорит Д. Жерар.
— Знаю. Но не могу быть у него сейчас. Зашел к вам, чтобы предупредить об этом. Если вас интересует документ из Москвы, я могу отдать вам его.
Помощник проявляет интерес к документу. Пробежал обращение ГКЧП. Говорит:
— Мы этот текст не только получили еще утром из посольства в Москве, но и прочли в уже вышедшем номере газеты «Монд». Могли бы вы что-нибудь добавить к этому?
— Положение в Москве отвратительное, и так же чувствую себя я.
Д. Жерар пробует уговорить меня все-таки зайти к министру. Я отказываюсь, но говорю, что готов по внутреннему телефону объяснить лично Р. Дюма мотивы моего решения. Д. Жерар соединяет нас. Еще раз повторяю министру свою позицию, которую изложил министру в телефонном разговоре из посольства. Добавляю, что положение осложнено присутствием журналистов. Это неожиданность для меня. Разъяснять им действия ГКЧП не считаю возможным, стало быть, невозможна и моя встреча в данный момент с министром.
Р. Дюма говорит, что пробовал связаться по телефону с Бессмертных, но ничего не вышло. А контакт иметь хотелось бы. Что с ним?
— У меня нет сведений о министре. Просьбу о желательности контакта, разумеется, передам.
— Состоится ли в Москве гуманитарный форум в рамках Общеевропейского совещания?
— Через пару часов в Париж прилетает заместитель министра иностранных дел В. Ф. Петровский. Он занимается форумом и все расскажет.
— Может быть, несколько слов о перспективах, — просит министр.
— Трудно быть конкретным, но убежден, что демократия восторжествует и мы пойдем дальше курсом преобразваний. Убежден в этом твердо, потому что знаю настроения народа.
Я покидаю Кэ д’Орсе, отмежевавшись, таким образом, от тех, кто давал мне указания из Москвы. Эта позиция должна была быть ясна и для моих французских собеседников.
В посольство обратились французские журналисты. И у нас были люди — их было немного, — готовые, скорее по инерции дисциплинированных исполнителей, повторить в Париже разъяснения, которые доносились из Москвы по нашему телевидению, разъяснения «официальные». Таким энтузиастам я советовал не делать этого. Прорвался на экран французского телевещания лишь один сотрудник торгпредства, промямливший что-то в защиту ГКЧП. Объективности ради, надо сказать, что ни о каких инициативах противоположного характера, то есть о желании выступить с публичным протестом против того, что было сделано в Москве, со стороны кого бы то ни было из находившихся в те дни в Париже советских работников — не только дипломатов, но и журналистов — мне неизвестно. Да, к тому же, в те дни все были вольны делать, что им хотелось.
Но вернемся к событиям 19 августа. В конце второй половины дня приходит еще одно указание, на этот раз прямо требующее передать послание президенту. Я по-прежнему ухожу от постановки вопроса о встрече с Ф. Миттераном. Из Елисейского дворца нам сообщают, что генеральный секретарь Елисейского дворца Ю. Ведрин готов принять меня на 2–3 минуты. Достаточный сигнал, что интереса к разговору нет. Меня это тоже устраивает. Встреча назначена на 19.00. А в 18.45, т. е. за четверть часа до этой встречи, а стало быть, и не дожидаясь ее, Елисейский дворец распространил заявление с изложением официальной позиции, занятой в Париже в отношении событий в Москве. В заявлении дословно говорится следующее: