Лариса положила трубку и села в кресло рядом со столом секретарши. Мурадов появился на пороге приемной через две минуты.
— Пойдемте, я обещал вас накормить, — подчеркнуто любезно сказал он и сделал жест рукой в направлении коридора.
Они молча спустились вниз и прошли в кафе. Во время обеда Мурадов был чрезвычайно любезен. Однако во время десерта он внезапно спросил:
— Зачем же вы все-таки подслушивали мой разговор, уважаемая Лариса Викторовна?
От неожиданности Лариса уронила кусок желе с ложечки на колени. Мурадов быстро достал платок и потянулся к ее юбке. Она тут же вырвала платок у него из рук и сама стала вытирать пятно.
— Извините, я испачкала ваш платок, — с улыбкой сказала она, закончив процедуру вытирания.
— Ничего страшного, — ответил Мурадов, скомкал грязный платок и засунул его в карман брюк. — Так все же зачем вы подслушивали разговор?
— Я просто хотела позвонить и нечаянно подключилась к вашему разговору, — сделав невинное лицо, извиняющимся тоном ответила Лариса.
Она поняла, что телефон в кабинете Мурадова был оборудован по последнему слову техники, и он смог определить, прослушивается разговор или нет.
— Достойный ответ, — дипломатично сказал Мурадов.
Конечно же, он не поверил объяснениям Ларисы, но возразить ему было все равно нечего. Диалог на этом, собственно, был исчерпан, и, допив кофе, Лариса в сопровождении Мурадова направилась к выходу.
Мурадов попрощался с ней достаточно сухо. Он просто сказал «до свидания». Никаких разговоров о деле и обещаний будущего сотрудничества из его уст не прозвучало. Да, собственно, Ларисе от этого было не жарко и не холодно. Но она была абсолютно уверена, что это не последняя ее встреча с господином Мурадовым.
Подполковник ФСБ Вольдемар Александрович Мурский изнывал от жары. Он уже второй час подряд накачивал себя пивом, сидя на стуле у себя в кабинете, вытянув ноги и подставляя свой могучий торс под струю вентилятора.
На его рубашке расплывалось огромное темное пятно от пота. Цвет его борцовской шеи принял какой-то томатный оттенок, а глаза, казалось, были залиты влагой. Заниматься работой не хотелось. Были какие-то текущие дела, но он старался отложить их на вечер, когда его мозг охлаждался и приобретал более рабочее состояние и мог что-то соображать. Да, в общем, и заниматься-то в принципе было нечем.
— Черт, ну и жара! — пропыхтел он вслух.
И в этот момент раздался телефонный звонок. Мурский лениво потянулся рукой к трубке, так же лениво поднес ее к уху и басисто произнес:
— Слушаю вас.
— Дядя Волик! — прошелестел в трубке женский голос. — Вы меня не узнали? Это Лариса Котова.
— Лара? — искренне удивился Мурский. — Сколько лет, сколько зим!
Этот телефонный звонок застал фээсбэшника врасплох. Он совсем не ожидал, что его потревожит на работе жена давнего знакомого Евгения Котова.
— Дядя Волик, мне нужна твоя помощь.
— Что случилось? Что нужно белокурой красавице от органов правопорядка?
— Мне нужны данные о лицах, которые в 1980 году работали в советском посольстве в одной латиноамериканской стране.
— Что? — Мурский чуть не упал со стула — настолько неожиданным было желание Ларисы.
— Да, вы не ослышались. Именно так, — подтвердила она.
— А зачем?
— Я расследую одно дело — вы же помните, я не раз была вовлечена в различные криминальные истории…
Мурский раскатисто засмеялся. Но потом он вспомнил жуткую историю, случившуюся несколько лет назад, когда Лариса внесла свой вклад в разоблачение подпольной киностудии, где снимали убийства «вживую», и параллельно обнаружила цех по производству фарша из человеческого мяса.
— Что, опять обнаружила каннибалов? — спросил он.
— Нет, на сей раз, похоже, воскрешение из мертвых, — спокойно ответила Лариса. — Ты же понимаешь, что я не буду заниматься всякой банальщиной типа мафиозных разборок… Так что, я могу рассчитывать на твою помощь?
Мурский почесал затылок.
— В принципе, можешь, только для этого необходимо время. Зайди ко мне в управление завтра.
— Я сейчас в Москве и вернусь только послезавтра. Будет лучше, если ты зайдешь ко мне в «Чайку». Заодно угощу тебя обедом. Я же помню, что ты любишь поесть что-нибудь вкусное и необычное.
— Я просто люблю поесть, — грубовато возразил Мурский, который действительно был не гурманом, а просто обжорой.