Иногда так называемое туземное население восставало и при помощи кремневых и охотничьих ружей и старых кривых сабель-клычей истребляло на время уездное начальство, но уже существовали Средне-Азиатская дорога, воинские эшелоны, вагоны “сорок человек и восемь лошадей”, драгунские эскадроны и туркестанские стрелковые полки. Так было недавно, на третий год войны, когда десятки тысяч туземцев были отправлены на фронт, на окопные работы, чтобы умереть от лютых морозов, от скоротечной чахотки и тифа.
Несколько позже произошла революция, и этот край, отделенный от Москвы и России ломаными линиями фронтов, также переживал революцию до тех пор, пока не осталось ни одного фронта, и с севера первые поезда привезли “центровиков”. Так назывались люди в кожаных куртках и суконных шлемах с красной звездой.
Русский город кончался на повороте от главной улицы длинной и уже не совсем ровной улицей, а на следующем повороте начинался старый город — обыкновенный азиатский город с глиняными безоконными, глухими переулками, базарами, пылью и песком. Линия трамвая еще пыталась приспособиться к более широкой улице, где мечеть, но в переулках и боковых уличках обнаруживалась самая настоящая Азия: зной, тишина и безлюдье.
* * *Перси Гифт шел, углубляясь в переулки, изредка спрашивая у встречных дорогу, пока прямо из-за угла не появилась чайхана — лавочка с деревянным помостом, прикрытым тюфяками, и помятым самоваром. Несколько сартов и бухарцев в выгоревших от солнца халатах пили чай из плоских красных чашечек. Перси Гифт вошел в лавочку, отыскал хозяина, который в этот момент пробовал на зуб бухарский золотой, и спросил по-персидски:
— Не вы ли уважаемый брат уважаемого Ахмета Атаева?
Хозяин сдвинул на затылок тюбетейку, блеснул прищуренными глазками и вдавился в глиняную шину за занавеской, в задней стене лавочки. Перси пошел за ним.
Несколько иначе проводила день Люси Энно. Двадцать четыре часа до отхода поезда Средне-Азиатской дороги на Красноводск. Она попробовала гулять, но пыльные улицы и особенная влажная жара не располагали к прогулке. Поэтому она не выходила из заново оклеенной обоями, пахнущей краской комнаты одноэтажной гостиницы на тихой тенистой улице. Только один раз за весь день Люси чувствовала некоторое радостное волнение — утром, когда над зелеными верхушками тополей, под крышами вагонов, в синем небе всплыли серебряно-снежные горы.
Жуков с походной сумкой и наганом через плечо весь день провел в отделе внешних сношений, переходя из комнаты в комнату, принимая почту, расписываясь, проделывая все то, что должен проделать дипломатический курьер и что иногда имеет суровый заголовок “совершенно секретно”. Потом он написал Оле письмо на машинке на четырех листах, которое начиналось так: “И вот я в Ташкенте, Оля, но образ твой не выходит у меня из памяти…” Вечером он с сумкой и наганом отправился в кинематограф “Колизей”, где профессор Ященко читал доклад: “Что такое Курская аномалия”.
Были еще невидимые спутники Люси Энно, Жукова и Гифта, но что они делали в этот день перерыва путешествия — трудно рассказать. Можно быть уверенным, что они не покидали ни Жукова, ни Люси Энно, как указано инструкцией, оставаясь невидимыми.
На следующий день, в десять часов утра, белые вагоны Средне-Азиатской дороги Ташкент–Красноводск катились на юго-восток в Самарканд–Мерв–Полторацк, увозя всех — Люси Энно, Жукова, Перси Гифта и, конечно, всех невидимых.
Человек в кабинете в одно окно в Москве двинул дальше шашку, именуемую Жуковым. Человек в вагоне Средне-Азиатской дороги двинул дальше шашку, именуемую Люси Энно. Первый, выдвигая вперед свою шашку, предполагал поставить ее под удар и снять целую группу вражеских шашек; второй думал, подставив свою шашку, отвести удар врага, получить свободу действий и выиграть партию.
Итак, игра началась.
СПОСОБ МАЙОРА ГЕРДА
Майор Герд был сторонником непрестанного совершенствования методов своей работы. Не он ли внушал своему любимому ученику Перси Гифту: “Никакого консерватизма в работе… Прогресс и техника”.
Поэтому он был одним из первых людей, снимавших планы крепостей соседней державы с тогда еще первобытных аэропланов. Математические формулы и теория вероятности помогали ему находить ключ к сложнейшим шифрам. Кроме того, он усиленно пользовался фотографией, фонографом и радиотелеграфом. Фотография помогла ему в знаменитом деле братьев Хичинс, когда удачно скомпонованным снимком он скомпрометировал двух преданнейших агентов дружественной державы и лишил их доверия военного министерства. При помощи фонографа, соединенного с часовым механизмом, он с точностью записал и воспроизвел протокол секретного совещания в русском посольстве в Лондоне в 1907 году. И наконец, сфальсифицированной депешей штаба флота, переданной по радио, он вызвал к берегам колонии крейсер северного государства, и это дало возможность королевскому правительству сделать энергичнейшее представление и занять остром Лоси.