Но Перси Гифт много путешествовал в этих краях. Что такое лишние пятьдесят верст, если то, для чего сделана вся рискованная поездка, у него в руках. Он поглаживает рукой красный запечатанный кожаный конверт с некоторой нежностью и полным удовлетворением. Затем он пьет из плоской чашечки зеленый чай и рассказывает в эпическом тоне.
— Кроме приличной суммы денег, это дело стоит двести превосходных карабинов. К сожалению, с этими людьми никак нельзя знать — против кого в конце концов они обратят эти ружья. Но так как это только аванс, то они выполнили блестяще свое первое обязательство. Я говорю о беспокойстве, причиненном ими поезду, в котором ехал наш милый Жуков. Не правда ли?…
— Разумеется… Но зачем это было нужно?
Она чрезвычайно любезно наливает ему еще чашку превосходного, ароматного чая.
— Неужели мадемуазель полагает, что у Жукова не было тайной охраны? Сначала я отвлекал их внимание при вашей помощи… В некотором роде — приманка… Таким образом, у меня была возможность организовать вчерашний эффект. Далее, я привел Жукова в такое состояние, в котором он не мог быть нам опасен. Его охрана была вынуждена ввязаться в перестрелку, и это дало нам возможность сделать все, что нужно, и благополучно скрыться. Комбинированный удар.
В первый раз она замечает в нем некоторое волнение. Он тает от жары и удовольствия.
— Завтра мадемуазель превратится в гаремную даму. Все уже приготовлено. Чадра, костюм. Что же касается меня, то я, как вы видите, привык к маскараду.
Он сдвигает на бритую голову тюбетейку и запахивается в халат.
— К чему это?…
— Неужели вы думаете, что так просто перейти границу… Мы едем под видом супружеской четы, путешествующей в Мекку с караваном паломников. Купец из Мерва Джемальэддин и его жена Сараджуль — так сказано в пропуске. Это самая безопасная часть путешествия. Паломников пропускают беспрепятственно, а тем более женщин.
Люси приподнимается на локте, поправляет замшевую кобуру револьвера у пояса.
— И все это проделано для того, чтобы добыть этот кожаный конверт с печатью?… Какая нелепость!
Перси несколько изумлен. Впрочем, что дамы понимают в дипломатических делах…
— Кстати, что может быть в этом конверте?…
Она протягивает руку, но Гифт не обнаруживает желания передать ей конверт.
— Ничего представляющего какой бы то ни было интерес для мадемуазель…
— Вы не хотите показать мне?…
— Не настаивайте… Это может вскрыть только…
Рука Люси опускается к поясу, и на солнце блестит никелированная сталь “веблей-скот”. Перси окончательно изумлен.
— Неудачная шутка, мадемуазель… Спрячьте!
Он щурится от блеска солнца на неприятном и назойливом предмете, прямо против его виска.
— Считаю до пяти. Если вы не вскроете конверт…
— Что это значит?…
— Простое любопытство, эксцентричность, может быть, но считаю до пяти… раз…
Перси видит ее глаза, странно вздрагивающие губы и палец с розовым, отполированным ногтем на спуске.
— Раз… три… четыре…
Еще секунда, и Перси Гифт — второй секретарь посольства в Мирате, перестанет существовать. Это ясно. Его рука протягивает конверт.
— Вскройте сами…
“Веблей-скот” в том же положении.
Перси, дрожа от бешенства и изумления, дергает шнурок под печатью. Он вскрывает кожаный конверт. Затем внутренний полотняный. Плотная пачка бумаг.
Люси тоже заинтересована. Она опускает руку с револьвером. Теперь это лишнее — пакет вскрыт.
Вдруг Перси в настоящей ярости бросает пакет и разражается самыми непристойными ругательствами. Люси подхватывает разлетевшиеся по ковру бумаги.
Ничего, кроме старых газет и чистой бумаг и…
Перси встает и долго ходит под абрикосовыми деревьями.
— Что, собственно, произошло?… Он круто поворачивается к Люси.
— Нас обманули! Поняли?… Тысячи верст, столько хитростей и усилий — напрасно! Нас провели!… Они отправили курьера с фальшивой почтой… Мы потеряли двух прекрасных агентов в Москве. А документ!… документ!… Где же документ?…
Люси медленно поднимается с ковра. Она внимательно смотрит на Перси Гифта.
— Однако… надо ехать…
Он вытирает холодный пот со лба и говорит растерянно и слабо.
— Вы правы… Пора.
ПЕРЕВОРОТ
В восемь часов утра, за полчаса до гон минуты, когда камердинер начинает день сэра Роберта Кетля, раздвигая портьеры на окнах и откидывая полог, защищающий от москитов королевского посла, дверь распахивается, и, против всяких установленных джентльменами правил, в комнату вбегает майор Герд, наполовину выбритый, с мыльной пеной на левой щеке.