Люси рассматривала обугленных, черных людей, стройных и своеобразно прекрасных, в черных пышных завязанных чалмах, похожих на чудовищный цветок. Родичи Абду-Рахима. Она не знала ни слова на их языке. По-видимому, они были довольны: два пленника — чужестранец и женщина — это добыча и выкуп.
Перси Гифта довольно грубо заставили сесть на коня позади одного всадника. Ему связали назад руки. Но Люси уступил лошадь начальник и сам взял в руки повод. Помогая ей сесть в седло, он увидел кольцо на указательном пальце Люси, взял ее руку, и все шестеро сразу заговорили, горячо перебивая друг друга, обращаясь к Перси Гифту.
— Они спрашивают, откуда у вас кольцо Абду-Рахим-хана?
— Скажите, что я отвечу в городе…
И джемшиди тронулись в путь галопом — их торопило любопытство.
Пока Перси Гифта подкидывало в седле позади громадного сухопарого всадника, он старался принять удобную позу и понять поведение его спутницы.
История с конвертом? Допустим, это женская прихоть — любопытство плюс экстравагантность… Нельзя же предположить заранее обдуманный план и покушение на служебную репутацию Гифта. Двойная игра, провокация агента?… Это невероятно! Он знал каждый шаг Люси в Москве и в пути. Но выстрел в шину? Но кольцо Абду-Рахима?… Решительно трудно иметь дело с женщиной.
Недоумения и размышления продолжались еще два часа и окончательно сбили с толку Гифта в Новом Феррахе. Над цитаделью развевался не обычный четырехцветный флаг с барсом, не флаг Гюлистана, а зелено-красный флажок. На кавалерийском плацу, сплошь черном от толпы, в четырехугольнике часовых стоял аэроплан. Толпа, которая встречалась по дороге, была почти сплошь вооружена, и, наоборот, солдаты гарнизона против обыкновения безоружны. Во дворе цитадели ходили люди, ничуть не похожие на чиновников или офицеров. Большей частью это были джемшиди или те, кого Гифт привык видеть из окна кареты на базарах, в кузницах, в мастерских и подвалах кожевников. Это были ремесленники. Странно… И все-таки он не допускал мысли о перевороте. Это слишком невероятно для Гюлистана.
Больше часа они оставались во дворе цитадели, под солнцем, среди любопытной толпы, и пока Гифт проявлял ярость и нетерпение, Люси наблюдала суету, говор и пестроту толпы с явным любопытством. Затем по внешнему виду унтер-офицер, со срезанными знаками отличия и без кокарды, сбежал к ним по лестнице, и их повели по темным сырым коридорам, где свет падал ломаной линией из косых бойниц.
На плоской крыше среди ворохов бумаги, окруженные писцами, сидящими на корточках, стояли три человека. Горбоносый, с серебряной бородой, в потертом европейском платье, молодой человек, почти юноша, с маузером на ремне и с поясом из патронов, и турецкий офицер-инструктор Юсуф-бей, которого Люси дважды видела у Абду-Рахима.
Перси Гифт с нескрываемой яростью сказал, что произошло недопустимое нарушение международного права, что дипломатический представитель подвергнут грубому насилию. Ответственность за происшедшее он возлагает на власти Гюлистана, а пока желает видеть губернатора Нового Ферраха. Сдержанный шепот и усмешки заставили его оглянуться. Несколько стариков в белых одеждах и черных чалмах, усмехаясь, переглядывались между собой. Говор, гомон и смех шли снизу от узкой дзори и винтовой лестницы, где лязгали оружием и непрестанно двигались люди.
Седобородый старик помолчал, потом довольно равнодушно сказал; что губернатора можно видеть, но вряд ли это будет иметь значение, потому что губернатор в тюрьме, что ни один путешественник не застрахован от случайностей в стране, где происходит революция. Если же иностранец действительно дипломатический чиновник, то он будет отправлен в Мират.
На этом должна была бы кончиться беседа, так как известие о революции отбило у Перси Гифта всякое желание продолжать разговор, но тут произошла новая неожиданность со стороны Люси. Она выдвинулась вперед и сказала, дрожа и бледнея так, что эта бледность превозмогла загар и дорожную пыль.
— Юсуф-бей, я знаю вас. Скажите этим людям, что человек, называющий себя дипломатическим представителем, — шпион и убийца.
Она схватила руку Юсуф-бея. Шатаясь от непостижимого волнения, она выкрикивала дрожащими губами в припадке нечеловеческой ярости:
— Этот человек — убийца Абду-Рахим-хана. Скажите родичам. Это он подкупил курдов, это он заплатил курдам за голову Абду-Рахима…
Не понимающие ее языка джемшиди притихли. Ее необычайное волнение передалось всем. Пока Юсуф-бей переводил ее слова. Перси Гифт успел сказать: “Вы сошли с ума…” Но она не понимала и не слышала его слов.