Подобная же ситуация сложилась в 60-х годах IX в. в отношении Болгарии. Противоречия были разрешены военным путем, и под угрозой силы болгары были вынуждены принять христианство в форме, выгодной Византии, с тем чтобы уже при Симеоне порвать свою церковную зависимость от империи.
Необходимо обратить внимание и на стремление древней Руси начиная с IX в. установить с империей равноправные государственные отношения. Уровень оформления русско-византийских договоров не стоял на месте. В 944 г. впервые византийское посольство появляется в Киеве, и новый договор в сравнении с соглашениями 60-х годов IX в., 907, 911 гг. уже заключается по всем канонам равноправных и суверенных отношений между государствами. Таким образом, вопросы государственного престижа, которые играли огромную роль в отношениях Византии с Персией, Болгарией, Аварским каганатом, имели первостепенное значение и для древней Руси, являясь той лакмусовой бумажкой, на которой проверялись ее истинная сила и влияние.
В тоже время Византия свято оберегала свое исключительное политическое и религиозное положение в тогдашнем мире. Согласно византийской концепции власти, император являлся наместником бога на земле и главой всей христианской церкви{735}. В соответствии с этим представлением и оценивались ранги иностранных правителей. Никто из них не мог встать вровень с византийским императором, однако степень этого неравенства для правителей различных государств была, естественно, различной и зависела от многих факторов — мощи данного государства, степени его влияния на политику Византии, характера сложившихся отношений между этим государством и империей и т. д.{736}. Все это находило закономерное выражение в титулах, почетных эпитетах, инсигниях и прочих знаках достоинства. Политической символикой был пронизан не только весь византийский придворный церемониал, но и порядок общения с иностранными государствами, приема иностранных правителей и послов. Г. Острогорский очень метко назвал эту концепцию власти и связанный с нею церемониал "своеобразной византийской политической религией". И главная цель любой встречи византийского императора с иностранными представителями, считает Г. Острогорский, заключалась в том, чтобы четко установить расстояние, которое отделяло бы гостя от императора{737}.
На примере выработки русско-византийских соглашений 60-х годов IX в., 907, 911, 944 гг. видно, как противоборствовали две политические концепции власти — русская и византийская — в области выработки дипломатических документов и как постепенно, от десятилетия к десятилетию руссы добивались все большей степени равноправия и в содержании, и в форме заключаемых с империей соглашений. Немаловажное значение византийская дипломатия отводила титулатуре иностранных правителей, проявлявшейся, в частности, в межгосударственных соглашениях. Борьба за более высокую титулатуру русского великого князя, за возвышение государственного престижа Руси по-прежнему могла занимать киевских политиков.
Таким образом, весь строй отношений Руси и Византии во второй половине IX — первой половине X в. оставлял открытыми для обоих государств и в середине 50-х годов X в. три основные проблемы: первая — дальнейшее урегулирование отношений, реализация договора о мире и союзе 944 г.; вторая — христианизация Руси, от которой каждая из сторон ожидала для себя несомненных политических выгод; третья — государственный престиж древней Руси, ее место в ряду других государств Европы, что выражалось в борьбе Руси за равенство с Византией в титулатуре, содержании и оформлении межгосударственных соглашений.
Как же отразились эти постоянные политические сюжеты в рассказе русской летописи о путешествии Ольги в Константинополь?
Сюжет крещения вынесен здесь на первый план. Русская летопись рассказывает, что инициатива крещения исходила от Ольги, что император эту идею принял и одобрил: "Царь же безмерно рад бысть, и рече ей: "Патриарху възвещу ли слово се?"" ("Летописец Переяславля-Суздальского"), Имен но с именем императора связывают крещение русской княгини и "Повесть временных лет", и "Новгородская первая летопись". Собственно, об этом же сообщают и продолжатель Регинона, и Скилица, и Зонара.
Такое единодушие в трактовке вопроса русскими летописями, западными хрониками, византийскими авторами, видимо, не случайно. В историографии недаром замечено, что все источники говорят о крещении Ольги в Константинополе и ни один не сообщает о ее крещении в Киеве. Единственным прочным аргументом против факта крещения Ольги в Византии является расхождение в датах по Константину VII Багрянородному и русской летописи. Причем Константин сообщает лишь дни визитов Ольги во дворец — среда 9 сентября и воскресенье 10 октября; 957 год уже вычислен специалистами на основании этих данных. Русский же летописец дает дату 955 г. В связи с этим историки рассмотрели три варианта.
735
Рамм Б. Я. Указ. соч., с. 10; Литаврин Г. Г. Византийское общество и государство в X–XI вв. М., 1977, с. 180 — 181.
736
Г. Г. Литаврин заметил, что "обладание таким титулом было часто не результатом милости или осуществления высшего суверенитета василевса, а следствием поражения империи, а главное, его получение ни к чему не обязывало обладателя титула в его отношениях с Византией" (Вопросы истории, 1972, № 2, с. 184).
737
Ostrogorskij G. Die byzantinische Staatenhierarchie. - Seminarium Kondakovianum, 1936, t. 8, S. 41 etc; idem. The Byzantine Emperor and the Hierarchical Order. - Slavonic and East European Review, vol. 35. London, 1956; idem. Византия и киевская княгиня Ольга, р. 1467.