Что касается молчания Константина VII по поводу крещения Ольги, то оно, как уже отмечалось в историографии, объяснялось весьма просто: царственный автор действительно описывал не историю пребывания русской княгини в Византии, а ее визиты во дворец. И в этом смысле нам представляется убедительной аргументация Г. Острогорского. Он считал, что задача Константина VII заключалась в том, чтобы преподать образцы церемониальной практики на примере конкретных исторических событий. Действительно, прием Ольги 9 сентября, о котором рассказал Константин VII, являлся редчайшим явлением в истории дворцового церемониала: визит императорской чете был нанесен не обычным послом, а главой иностранного государства, да еще женщиной. Все это вызвало неповторимые церемониальные ситуации{750}. И Константин VII не только описал стереотипные черты, но и отметил все особенности приема именно русской княгини. При всей обстоятельности рассказ не пошел дальше изложения ее визитов во дворец. Константин VII ни единым словом не обмолвился о том, как протекала жизнь русской княгини помимо двух приемных дней — 9 сентября и 18 октября — за стенами императорского дворца. Он не приоткрыл нам, где жила княгиня, кому наносила визиты, какие достопримечательности столицы она посетила, хотя известно, что для византийских политиков было в порядке вещей потрясать иностранных правителей и послов пышностью Константинопольских дворцов, храмов, богатством собранных там светских и церковных сокровищ.
В пользу версии лишь об одном визите Ольги в Византию говорят следующие соображения.
Во-первых, это не простая прогулка, а поездка владетельной особы; ее визит, судя по строгостям византийского церемониала, должен был тщательно готовиться и согласовываться, говоря современным языком, "по дипломатическим каналам". Едва ли императорский двор готов был принять русскую архонтиссу дважды с промежутком в один год.
Во-вторых, необходимо учесть, что вряд ли и пожилая княгиня была способна дважды проделать нелегкое путешествие в Константинополь, причем провести в Византии по меньшей мере около полугода.
3. Содержание переговоров в Константинополе
Какие же проблемы интересовали Ольгу в Византии помимо крещения и связанного с ним возвышения политического престижа Руси, стремления вывести Русь из того невысокого ряда, который, согласно византийским канонам, она занимала рядом с печенегами и уграми?
Исследователи высказывали мысль о том, что рассказ русской летописи о "сватовстве" императора к Ольге отразил какие-то переговоры княгини в Константинополе по поводу скрепления русско-византийских отношений династическим браком. Не располагая аргументами в пользу того, что текст о "сватовстве" и комплиментах императора ("подобна еси царствовати въ граде с нами") отражает какие-то переговоры о династическом браке, обратим внимание на другое. Крещение Ольги, получение ею титула "дочери" императора — это лишь один из признаков того, что намерения княгини во время этой поездки были тесно связаны с надеждами на получение Русью более высокой политической титулатуры и отражали общую внешнеполитическую линию Руси на совершенствование договорных отношений с империей. Другим таким признаком является та обида, которую княгиня выразила византийскому посольству в Киеве: "…тако же постоиши у мене в Почайне, яко же азъ в Суду…"
Итак, до автора "Повести временных лет" дошли сведения о том, что Ольга, по ее мнению, слишком долго простояла "в Суду". Следует согласиться с этой летописной версией, потому что, по сведениям Константина VII Багрянородного, она была впервые принята во дворце лишь 9 сентября, между тем как русские караваны отправлялись в империю, как правило, летом. В. Т. Пашуто не без основания предположил, что руссы дожидались приема у императора более двух месяцев. Об этом, по его мнению, могут говорить сведения Константина VII о двух выплатах посольству "слебного", первая из которых состоялась 9 сентября и значительно превышала вторую, выданную 18 октября, т. е. через месяц с небольшим{751}.