В свете этих усилий сопредельных с Русью стран (Хазарского каганата, Болгарии), а также борьбы за государственный престиж в ходе выработки дипломатических документов, статуса посольства Ольги, последующего ее крещения и получения титула "дочери" императора вполне вероятно, что княгиня могла вести переговоры по поводу династического брака молодого Святослава с одной из принцесс императорского дома. В этой связи многозначительно звучит предостережение Константина VII Багрянородного своему сыну Роману ни в коем случае не допускать браков с "варварами" и не предоставлять им, несмотря на их требования ("как часто случается"), императорских одеяний, венцов или другого убранства. Среди "варваров" Константин VII назвал хазар, угров и Русь. За этим предостережением в его сочинении следует раздраженный пассаж относительно того, что в прошлом императоры нанесли большой урон престижу византийской власти, допустив династические браки с хазарами и болгарами. Следует прислушаться к тонкому замечанию В. Т. Пашуто о том, что под именем анепсия мог скрываться сам молодой русский князь{761}, которого мать привезла в Константинополь не без политических расчетов.
Наконец, объектом переговоров в Константинополе, как это видно из записи о просьбе византийских послов в Киеве и об ответе им Ольги, были вопросы, связанные с реализацией союзного договора 944 г. Послы, судя по летописи, передали Ольге слова императора: "Много дарихъ тя. Ты бо глаголаше ко мне, яко аще возъвращюся в Русь, многи дары прислю ти: челядь, воскъ и скъру, и вой в помощь". "Вой в помощь" — вот что обещала русская княгиня Константину VII во время переговоров в сентябре — октябре. Император, видимо в преддверии новых военных кампаний против арабов, хотел заручиться помощью руссов, в обмен на которую Ольга и выставила свои требования в области титула- туры, а возможно, и добивалась династического брака, что было свойственно "варварам" и о чем с раздражением писал император в своем сочинении. Именно в этом вопросе стороны разошлись, недовольные друг другом. Истоки этого недовольства Ольга возводит к долгим словопрениям "в Суду", а Константин VII — к требованиям руссов родственных связей с императорским домом и символов царской власти.
Реализация союзного договора 944 г. была тем сюжетом, на который нанизывались политические требования русской стороны. Поэтому нет серьезных оснований полагать, что цель переговоров Ольги с императором состояла в заключении нового договора или в достижении каких-то договоренностей в области торговых отношений (В. А. Пархоменко, М. Д. Приселков, М. В. Левченко). Трудно согласиться и с мнением В. Т. Пашуто, что, "если не считать христианизации, круг проблем, волнующих обе страны, прежний"{762}, т. е. тот же, что и в 944 г. Он был прежним лишь в плане постоянного стремления Руси IX–X вв. повысить свой международный авторитет, добиться от Византии новых политических уступок, но на каждом этапе Русь ставила конкретные задачи, и в этом смысле посольство Ольги ни в чем не повторило переговоров времен выработки русско-византийских соглашений. Что касается мнения о том, что на переговорах в 957 г. шла речь о реализации договора 944 г., то оно справедливо, но лишь с одной оговоркой: на этой реализации настаивала империя, а русская сторона умело использовала интересы Византии, чтобы добиться политических выгод в сферах, о которых уже говорилось. И отказ Ольги предоставить империи военную помощь, вероятнее всего, был связан с ее неудачными переговорами по поводу династического брака, получения более высокого достоинства, чем то, которого она добилась, и долгими переговорами "в Суду" по вопросам церемониала. Однако договор 944 г. продолжал действовать, и посылка русского отряда на помощь Византии в ее борьбе за Крит это наглядно подтверждает.
761
De administrando imperio, cap. 13, p. 67, 73, 75; Пашуто В. Т. Указ. соч., с. 67. Источники