Вместе с тем для киевской правящей верхушки становится очевидным, что дальнейшая решительная борьба за реализацию этих внешнеполитических направлений сопряжена с борьбой против Хазарского каганата, обострением соперничества с Византией, новыми войнами, поисками союзников на Западе и Востоке, новой дипломатической активностью. Правительство Ольги не ставило перед собой решение подобных задач. Эту нелегкую государственную миссию взяло на свои плечи киевское правительство молодого Святослава, при котором традиционные для Руси направления внешней политики не только приняли более четкие очертания, но и нашли более решительные и яркие средства выражения — военные и дипломатические. Дипломатия Святослава опиралась на предшествующие внешнеполитические успехи древней Руси, синтезировала накопленный внешнеполитический опыт и в этом плане являла собой новый качественный этап, исследованию которого будет посвящена последующая работа.
В дореволюционной историографии неоднократно ставились вопросы о дипломатической деятельности древних руссов. Отдельные аспекты темы рассмотрены в обобщающих исторических курсах и исследованиях В. Н. Татищева, М. В. Ломоносова, М. М. Щербатова, И. Н. Болтина, А. Л. Шлецера, Н. М. Карамзина, М. П. Погодина, К. Н. Бестужева-Рюмина, М. А. Оболенского, Д. И. Иловайского, С. А. Гедеонова, С. М. Соловьева, В. О. Ключевского, М. С. Грушевского, М. К. Любавского, Д. И. Багалея, А. Е. Преснякова и др.; в историко-правовых курсах и исследованиях Г. Эверса, В. И. Сергеевича, Д. Я. Самоквасова; в работах по истории русской церкви Е. Е. Голубинского, Макария и по истории принятия христианства на Руси М. Д. Приселкова, В. А. Пархоменко; в источниковедческих исследованиях А. А. Шахматова, историографических работах В. С. Иконникова; в исследованиях византинистов, славистов В. Г. Васильевского, Ф. И. Успенского, В. И. Ламанского и др. Однако обобщающий характер работ обусловил отрывочность значительно отстоящих хронологически друг от друга свидетельств о дипломатии древних руссов, которые излагались, как правило, информативно и оценивались изолированно, без учета всего фактического ряда. Кроме того, почти нет примеров обращения к сравнительно-историческому методу исследования с привлечением к анализу той или иной внешнеполитической ситуации материалов по дипломатической практике иных государств и народов того времени. Вместе с тем в ожесточенных спорах о судьбах древнерусской истории в течение XIX–XX вв., и особенно норманистов и антинорманистов, русская дореволюционная историография оттачивала аргументацию, проявила изобретательность в отдельных догадках и в целом оставила богатейшее научное наследие относительно многих фактов дипломатической истории древней Руси.
Аналогичная картина наблюдается и в зарубежной историографии. В обобщающих работах, монографиях и статьях по истории древней Руси, Византии, Болгарии, походов викингов, христианизации славян, принадлежащих перу немецких, французских, английских, американских, канадских, буржуазных болгарских и югославских историков (Н. Клерка, П. Лавеска, Ф. Вилькена, А. Куре, Д. Бьюри, М. Дринова, В. Златарского, С. Рэнсимена, Г. Лэра, М. Таубе, Е. Хонигмана, Г. Рондала, Л. Брейе, Г. Вернадского, Г. Острогорского, П. Сойера, А. Власто, Ф. Дворника, А. Боака, К. Эриксона, Э. Арвейлер и др.), затрагиваются многие внешнеполитические и дипломатические сюжеты истории древней Руси IX–X вв. И в работах буржуазных историков, несмотря на их общую норманистскую направленность, которая в течение десятилетий была подвергнута обстоятельной критике со стороны советских ученых, острые споры относительно как концепции возникновения древнерусской государственности, так и конкретных фактов ее проявления в дипломатической практике, содержатся интересные наблюдения, которые необходимо учитывать при общей оценке развития исторической мысли в исследуемой области.
Принципиально иного значения исполнены обобщающие работы советских авторов, в которых дается оценка свидетельствам источников о дипломатической практике древних руссов с марксистско-ленинских позиций развития государственности. В монографиях и статьях Б. Д. Грекова, М. Н. Тихомирова, Б. А. Рыбакова, Д. С. Лихачева, Л. В. Черепнина, В. Т. Пашуто, В. Л. Янина, В. В. Мавродина, М. В. Левченко, М. И. Артамонова, А. Ю. Якубовского, И. П. Шаскольского, Е. А. Рыдзевской, В. Д. Королюка, А. А. Зимина, Я. Н. Щапова, В. П. Шушарина, О. В. Творогова, Г. Г. Литаврина, А. Г. Кузьмина, М. А. Алпатова, М. А. Шангина, В. М. Бейлиса, Е. Э. Липшиц, А. П. Новосельцева, польского ученого Г. Ловмяньского, в обобщающих трудах "Очерки истории СССР", "История Болгарии", "История Византии", "История СССР с древнейших времен до наших дней" широко и всесторонне выяснена выдающаяся роль древней Руси в мировой истории и культуре, в международных отношениях IX–XI вв.; выявлены экономические, политические, культурные связи древнерусского государства с сопредельными странами; раскрыты зарождение, сущность и основные направления его внешней политики; дана обоснованная критика русской дворянско-буржуазной и современной буржуазной историографии по вопросам развития древнерусской государственности. Известные отечественной историографии свидетельства о дипломатической практике древних руссов советские историки рассматривают как один из важных аргументов в споре с дореволюционными и зарубежными норманистами при отстаивании марксистско-ленинского понимания складывания государственности на Руси. Однако обобщающий или узкоспециальный характер исследований, в которых дипломатические аспекты играют лишь второстепенную роль, обусловил и характер изучения свидетельств о дипломатической активности древних руссов: фрагментарность и описательность при изложении фактов и их оторванность от общей канвы развития древнерусской дипломатии.