Рузвельт не был согласен, он ставил условия. В его письме Черчиллю от 19 октября говорилось: "Пока французы не будут управлять значительной внутренней зоной, мы не должны предпринимать никаких шагов в направлении признания временного правительства. Расширение состава Консультативной Ассамблеи не менее важно; я склонен ставить вопрос о признании в зависимости от успешного выполнения первого и второго условия... Я хотел бы, чтобы данный вопрос в настоящее время решался непосредственно нами, и я против того, чтобы модус операции стал предметом дискуссии между госдепартаментом и Форин оффисом".
Главнокомандующий войск союзников генерал Эйзенхауэр был заинтересован в сильной государственной власти во Франции. "С военной точки зрения, писал он Маршаллу 20 октября, - существенным является наличие во Франции сильной центральной власти, особенно ввиду сложного экономического положения и трудностей снабжения, ожидающих нас зимой. Единственной французской властью, с которой мы можем иметь дело, является нынешний Совет министров, и мы должны настаивать на том, чтобы он получил всяческую поддержку, включая формальное признание в качестве временного правительства Франции".
Ни одна из формальных отговорок Рузвельта не имела теперь веса: де Голль не провозгласил себя диктатором, гражданская война не разразилась, а конкуренты не вышли на политическую арену. Планы президента не получили поддержки во французских политических кругах, рассчитывать на союз с одной из французских партий, дружественных и лояльных, становилось все труднее. Имея против себя госдепартамент и Пентагон, президент Рузвельт пошел на то, что адмирал Леги назвал тяжелым для него решением - сделал вывод о необходимости дипломатического признания временного правительства Французской республики. В 6 часов вечера 20 октября Рузвельт пишет Сталину: "Недавнее расширение Консультативной Ассамблеи сделало этот орган власти более представительным. Ожидается, что в ближайшем будущем французы, по соглашению с генералом Эйзенхауэром, образуют подлинную внутреннюю зону, которая будет управляться французской администрацией; осуществление всего этого позволит признать французские власти как временное правительство Франции".
Делая хорошую мину при плохой игре, и президент, и государственный секретарь утверждали, что признание временного правительства находится в рамках их постоянной политики, хотя вполне очевидно совершенно противоположное. В сентябре - октябре 1944 года на конференции в Думбартон-Оксе, где обсуждались вопросы структуры Организации Объединенных Наций, Франция не попала в число великих держав. "И это справедливо, заявил Коннэли, председатель комиссии по иностранным делам в американском сенате, - ибо Соединенные Штаты, Англия, Россия и Китай - вот четыре нации, проливавшие свою кровь за остальной мир, в то время как Франция играла в этой войне роль малой страны".
В Лондоне уже больше года заседала Европейская комиссия, состоявшая из представителей США, Англии и СССР. Комиссия решала вопросы, касавшиеся Европы, и доступ туда французам был закрыт.
Еще одна проблема вставала в Азии. В октябре 1944 года органы стратегического планирования подали в госдепартамент запрос, должны ли они оказывать помощь находившимся в захваченном японцами Индокитае группам сопротивления, состоящим из французов и местного населения. К. Хэлл пересылает запрос президенту. Ответ Рузвельта: "Я думаю ныне, что мы не должны ничего делать в отношении групп сопротивления и вообще что-либо, касающееся Индокитая".
Третьего ноября, узнав о намерении правительства де Голля послать в Индокитай военную миссию с тем, чтобы открыть здесь новый фронт борьбы с Японией, Рузвельт пишет заместителю государственного секретаря Э. Стеттиниусу: "Мы не должны одобрять никаких французских военных миссий... Все наши люди на Дальнем Востоке должны быть уведомлены, что они не имеют права принимать решения по политическим вопросам совместно с французской миссией и вообще с кем бы то ни было. Мы еще не приняли окончательного решения относительно будущего Индокитая. Это должно быть ясно осознано... До сведения наших людей должно быть доведено следующее: Соединенные Штаты ожидают, что с ними будут советоваться по поводу любых изменений в Юго-Восточной Азии".
Но вскоре Рузвельту пришлось убедиться, что Франция в Индокитае, как, впрочем, и в других районах мира, выступает не одна. На седьмой день своего признания французское правительство приглашает главу английского кабинета и его министра иностранных дел посетить Париж. Формы ради и без всяких иллюзий одновременно посылается приглашение Рузвельту и Хэллу; следует ожидаемый отказ. Уинстон Черчилль и Антони Иден прибывают во французскую столицу 10 ноября. Исход войны уже не вызывает сомнений. В головах политиков она уже окончилась. Предстоит послевоенное переустройство мира. И две старейшие колониальные державы ощутили общность судеб. "На этот раз, с удовлетворением отмечал де Голль, - речь шла о деловых вопросах, а не о чувствах".
Рассматривалась возможность франко-британского сотрудничества в урегулировании мировых проблем.
Де Голль обращается к Черчиллю: "Вы видите, Франция поднимается. Но какой бы ни была моя вера в нее, я знаю, что она не сразу возвратит свою прежнюю мощь. Вы, англичане, оканчиваете эту войну в ореоле славы. Однако, как бы это ни было несправедливым, ваше положение рискует ухудшиться из-за ваших жертв и затрат, из-за центробежных сил, существующих в Содружестве Наций и, прежде всего, из-за возвышения Америки и России, а в будущем и Китая! Итак, обе наши страны встречают новый мир ослабленными. И на кого сможет рассчитывать каждая из наших стран, действуя в одиночку? Если же, напротив, они придут к согласию и вместе встретят трудности завтрашнего дня, их вес будет достаточным, чтобы не допустить ничего такого, с чем они не согласны. Общая воля - вот что должно лежать в основании союза, который мы вам предлагаем".
Ответ Черчилля: "Сегодня я предлагаю вам заключить с нами принципиальный союз. Но в политике, так же как и в стратегии, лучше идти за сильнейшими, чем против них... Американцы обладают неисчерпаемыми ресурсами. Но они не всегда ими пользуются сознательно. Я, естественно, старался использовать их в интересах моей страны. Я установил тесные личные отношения с президентом Рузвельтом. Я старался направить события в желаемом направлении".
Таким образом, Черчилль в принципе согласен на союз, но с оговоркой: Британия должна считаться с американской мощью; последним обстоятельством желанием сохранить особые отношения с Соединенными Штатами объясняется многое в британской политике и в военные и послевоенные годы. Но в ноябре 1944 года фактом стало образование тайного фронта старых колониальных держав против США. В результате ноябрьских встреч англичане оказали поддержку французам в стремлении к мировому престижу и прерогативам. Двенадцатого ноября Черчилль заявил, что для Франции наступило время занять свое место среди других великих держав. Иден перед палатой общин также высказался в пользу "позиции Франции как великой державы".
А днем раньше - 11 ноября три великие державы пригласили Францию участвовать в Европейской совещательной комиссии в качестве полномочного и постоянного члена. Инициатором приглашения Франции был Советский Союз, и французы это осознавали. Через несколько дней французское правительство приняло приглашение посетить Москву. Советско-французский договор, подписанный 10 декабря 1944 года в Москве, в полной мере сыграл свою положительную для Франции роль. Более того, он дал Французской республике первого надежного союзника на международной арене - во всех вопросах, касающихся ее безопасности и статуса независимой европейской и мировой страны. Ветеран-дипломат Ж. Камбон писал в "Монд", что этот договор возвратил Франции титул великой державы.