Осенью наступление японцев достигло своего пика, и Рузвельт, чрезвычайно обеспокоенный, уже не просит, а требует от Чан Кайши передачи военного командования генералу Стилуэлу. Именно Стилуэл вручил Чан Кайши послание с этим требованием. Согласно описанию генерала, "гарпун поразил его прямо в солнечное сплетение. Это был меткий удар. Земляной орех разве что стал зеленым и потерял дар речи, но не моргнул глазом. Он только сказал мне. "Я понял"". Сцена далекая от пафоса Атлантической хартии, от "единения демократий", от клинических чистых схем морального руководства этим беспокойным миром. По крайней мере, с одним "мировым полицейским" Рузвельт не церемонился уже в 1944 году.
Чувствуя вероятие потери позиций в Китае, Рузвельт санкционирует беспрецедентную дипломатическую операцию: поиск контактов с коммунистическими силами севера Китая. Свои надежды в китайском вопросе Рузвельт стал возлагать на некое примирение Чан Кайши и Мао Цзэдуна. Любая форма компромисса между ними, казалось, позволяла рассчитывать в борьбе с японцами на полмиллиона гоминдановских войск, привязанных к районам, пограничным с контролируемой КПК зоной. Уже в феврале 1944 года Рузвельт выказал готовность послать своих представителей в Северный Китай. В июне он отправил в Китай вице-президента Г. Уоллеса с целью нащупать возможности улучшения отношений между гоминдановским Китаем и СССР, между Мао Цзэдуном и Чан Кайши. По поручению президента Уоллес сказал Чан Кайши следующие страшные для того слова: "Если генералиссимус не сможет найти общий язык с коммунистами, то президент может оказаться не в состоянии сдержать русских в Маньчжурии".
Находясь под значительным воздействием Рузвельта, Чан Кайши сдался. Он выразил согласие на визит американских советников в коммунистические районы, на американское посредничество в переговорах с Мао Цзэдуном. В Янань, где расположился штаб Мао Цзэдуна, прибывают американские дипломаты и военные. Рузвельт хотел получить влиятельные позиции и здесь, на севере. Теперь определенно известно, что и Мао Цзэдун был заинтересован в связях с США. Это могло ему помочь занять более выигрышное положение внутри страны, повысить свой международный статус. Американцам в Янани задавали вопросы, которые их поражали: Вернется ли Америка после войны к изоляционизму? Каковы планы США в отношении Азии и Китая? На какие силы будут США опираться в Китае? Геополитика, а не ожидаемый идеологический фанатизм это оказалось понятнее и ближе американцам. И многое было бы возможно в этих контактах, если бы не слепая ненависть гоминдановской верхушки к коммунистическим союзникам в борьбе с Японией.
Сыграла свою роль и вражда генералиссимуса с генералом Стилуэлом. Соглашаясь в принципе с президентом, Чан Кайши все же выставил условия попросил замены генерала. Он горько жаловался прибывшему в Чунцин П. Хэрли: "Стилуэл лишен стратегического дара, неспособен командовать огромным театром военных действий. У него нет дипломатического такта, терпеть его дольше невозможно".
Именно в тот момент, когда японское наступление, казалось, поставило Чан Кайши в самую уязвимую позицию, тот начал интригу против Стилуэла. Двадцать пятого сентября 1944 года он послал Рузвельту меморандум с просьбой об отзыве генерала. Передать Стилуэлу командование, писал он, означает создать угрозу мятежа китайской армии. Несомненно, это было трудное время для Рузвельта. Он не знал, как решить "китайскую задачу", и чем больше он размышлял, тем больше склонялся к необходимости уступить Чан Кайши даже за счет очевидного унижения Стилуэла.
Генерал Маршалл, обладавший иммунитетом к сантиментам, призывал Рузвельта отстоять Стилуэла. Но президент не хотел из-за частной склоки терять стратегически важные позиции. В конечном счете он решил пожертвовать Стилуэлом и назначить его командующим бирманским фронтом. И с малыми картами Чан Кайши на этом этапе все же сумел выиграть партию. Он убедил Рузвельта, что и на бирманской границе Стилуэл будет лишь тормозить прогресс. Но пока американцы искали подходящую кандидатуру, Чан Кайши не отдавал главного, на чем он держался, - командование армией. Это означало откладывание на будущее реформы китайской армии, замораживание всех возможных социальных реформ. Для Рузвельта это означало, что он начал давление на Чан Кайши, не заручившись необходимыми силами, и в азиатской борьбе нервов явно проиграл.
Девятого сентября 1944 года американский посол Гаусс информировал Чан Кайши, что Рузвельт и Хэлл настаивают на прекращении фракционной борьбы среди китайцев, на поисках разумного примирения и сотрудничества. Тогда же Хэрли, Нелсон и Стилуэл начали прямые переговоры с Чан Кайши. Полные решимости посланцы президента вскоре поняли, что бьют молотом по стогу сена. Прижатый к стене, видя угрозу своему правлению, Чан Кайши использовал, с одной стороны, все способы затягивания переговоров, а с другой, постарался показать американцам, что в его руках тоже есть козыри. Генералиссимус дал понять, что готов вывести свои войска из южных провинций, это сразу же поставило бы англичан и американцев в Бирме и Индии в еще более сложное положение. В своем дневнике Стилуэл записал: "Сумасшедший маленький ублюдок". Но суровым фактом было то, что все материальные вложения США в Китае оказались под угрозой. Хуже того, под угрозой оказалась опора на Китай как на один из стержневых элементов мировой стратегии президента Рузвельта.
Президент пишет генералиссимусу письмо, далекое от всяких иносказаний: "Вы еще не передали генералу Стилуэлу командование над всеми войсками в Китае в то время, как мы стоим перед угрозой потери критически важного Восточного Китая, что имело бы катастрофические последствия... Передвижение наших войск через Тихий океан происходит быстро. Но это наступление может подоспеть поздно для Китая...".
Беседуя в это время с Рузвельтом в Квебеке, У. Черчилль с удовлетворением пришел к заключению, что президент оставил свои китайские проекты: "Американские иллюзии в отношении Китая рассеялись".
Представляется, что президент был уверен в том, что Чан Кайши уступит и передаст все военные полномочия Стилуэлу. Он недооценил волю своего китайского партнера, недооценил силу китайского национализма. Хэрли предлагал отозвать Стилуэла, иначе "в этой противоречивой обстановке вы потеряете Чан Кайши... и, возможно, вы потеряете с ним Китай". Генерала Стилуэла в качестве начальника штаба китайской армии сменил генерал А. Ведемейер. Одновременно Рузвельт увеличил поставку военных материалов националистическому режиму. Вполне очевидно, что Рузвельт руководствовался не военными, а политическими соображениями. В конечном счете ему нужны были не победы над японцами в Восточном Китае, а мощный послевоенный Китай как величайшая дружественная сила в Азии и как один из четырех "мировых полицейских". Помимо прочего, он боялся такой эволюции Китая, когда Чан Кайши оказался бы поверженным в гражданской войне и возникло бы вероятие появления нового Китая, дружественного прежде всего по отношению к Советскому Союзу.
К концу 1944 года националистический Китай, несомненно, зависел от США, но не было создано взаимоприемлемых форм этой связи. Китайцы отступали, американцы теряли контроль над событиями. В стратегии Рузвельта, предполагавшей "благожелательную опеку" над могучим, контролирующим региональное развитие Китаем, образовалось слабое место. Окончательные результаты, правда, сказались в 1949 году, но уже к концу войны стала ясной шаткость азиатской опоры рузвельтовской стратегии. Генерал Стилуэл полагал, что Рузвельту нужно было оказать более действенное давление на полностью зависящего от американцев Чан Кайши. Стилуэл в это время еще не знал, что посланник президента Хэрли рекомендовал не загонять генералиссимуса в угол, не антагонизировать его. Если Стилуэл думал о нуждах момента, то Рузвельт стремился подготовить почву для прочного союза на долгий период после войны. Но, поощряя Чан Кайши, обещая ему высокое место в мировой иерархии, Рузвельт не сумел настоять на основных буржуазных реформах. Чунцин еще не стал мировой столицей, но уже был столицей коррупции, центром с неэффективной администрацией и небоеспособной армией.