Нужно также добавить, что первоначальная значимость армий Чан Кайши как главной силы, выступающей против Японии с запада, уменьшилась после общения советского руководства начать боевые действия на Дальнем Востоке вскоре после победы над Германией. Теперь можно было рассчитывать на то, что Советский Союз нейтрализует континентальные силы японцев и создаст наилучший плацдарм для высадки на Японских островах. Воздействие данного фактора на Рузвельта стало ощутимым в октябре 1944 года, когда ему сообщили, что ухудшение военной обстановки в Китае происходит так быстро, что даже американский главнокомандующий не смог бы остановить этот процесс. Желание Рузвельта видеть чанкайшистский Китай мировой державой все больше приходило в противоречие с полуфеодальной внутренней структурой чунцинского режима, неспособного мобилизовать силы китайского народа. В данном случае Рузвельт выдавал желаемое за действительное.
Возможно, что Рузвельт терял позиции в Китае также потому, что предпочитал двигаться к Японии "южным путем", занимая один за другим острова в Тихом океане, не полагаясь на китайскую базу, не укрепляя китайский фронт, не наращивая американское присутствие на континенте. Лишь на короткое время в 1944 году он готов был сделать континентальный Китай и Тайвань главными базами своего наступления на Японию. Позже президент обратился к Филиппинам и другим опорным пунктам. Китай был предоставлен самому себе. Учитывая разделенность Китая, наличие крупной северной зоны, находящейся под контролем китайских коммунистов, Рузвельт объективно ослаблял один из столпов послевоенного устройства.
Десятого ноября 1944 года Рузвельт спросил Гарримана: "Если русские войдут в Китай, выйдут ли они оттуда?"
Ответ Гарримана утвердил президента в стремлении держаться за прежнюю "лошадку" - Чан Кайши, равно как и убедил его в необходимости предпринять усилия по "западному" примирению Чан Кайши и Мао Цзэдуна. В ноябре 1944 года доверенное лицо президента П. Хэрли был послан в Янань для пробных шагов в направлении сближения с Мао Цзэдуном. В этих переговорах была выработана программа из пяти пунктов, нацеленная на примирение двух главных противоборствующих китайских сил. (После этой миссии Рузвельт назначил Хэрли послом США в Китае.) Тем большим было разочарование Рузвельта, когда Чан Кайши наотрез отказался вести переговоры с коммунистами. Стараясь спасти свою схему, в которой партнерство с Китаем было одним из оснований, президент Рузвельт поручил Хэрли укрепить отношения с Чан Кайши, "успокоить" его в отношении американской поддержки. "Сообщите ему доверительно, - писал президент, - что рабочее соглашение между генералиссимусом и войсками Северного Китая в огромной степени облегчит выполнение задачи изгнания из Китая японцев, а также русских. Я не могу ему сказать больше в настоящее время, но он может полагаться на мое слово. Вы можете подчеркнуть слово "русских"".
Одновременно в Москве посол Гарриман по поручению Рузвельта спрашивал Сталина, каковы планы СССР в Азии.
Рузвельт продолжал следовать выбранным курсом в "китайском вопросе" вопреки заметному противодействию западных союзников. В январе 1945 года английские, французские и голландские представители изложили послу Хэрли свою точку зрения, что мощный централизованный Китай вовсе не соответствует целям Запада в Азии. Частным порядком Рузвельт выразил категорическое несогласие. Новому государственному секретарю Э. Стеттиниусу он заявил: "Наша политика основана на вере в то, что, несмотря на временную слабость Китая, возможность революции и гражданской войны, 450 миллионов китайцев в будущем найдут возможности для объединения и модернизации, они будут самым важным фактором на всем Дальнем Востоке".
Видному английскому политику Рузвельт сказал в эти дни: "Китайцы энергичный и способный народ. Они могут ввести у себя западную организацию и западные методы так же быстро, как это сделали японцы".
Рузвельт не предвидел "молниеносного" возвышения Китая, он полагал, что для утверждения статуса мировой державы Китаю понадобится срок от двадцати пяти до пятидесяти лет. До достижения этой "зрелости" Китай будет пользоваться поддержкой Америки и выступать проводником ее политики в Азии.
Для Рузвельта характерно исключительное внимание к технологическому фактору, к развитию качественно новых материальных сил, к тесному единению процесса научных открытий с его непосредственной реализацией во внешней политике. Самым важным техническим новшеством, воспринятым, освоенным и развернутым в колоссальном масштабе, было использование ядерной энергии. В определенном смысле именно это должно было стать основой могущества США после окончания войны. Рузвельт, несомненно, готовил ядерное оружие как важный аргумент своей дипломатии. Он, как считает американский историк Б. Бернстайн, полагал, что атомная бомба "может помочь Америке достичь ее дипломатические цели".
Весной 1944 года Рузвельту надлежало принять окончательное решение чрезвычайной важности. Нужно было сделать выбор между двумя курсами. Первый предполагал продолжение атомного сотрудничества с Англией и отрицание такого сотрудничества с СССР. Этот курс обещал реализацию плана превосходства двух "полицейских" Запада над двумя "полицейскими" Востока. Он имел достоинство уже наигранной схемы, которая, казалось, гарантировала американское доминирование на мировой арене на годы вперед. Но у этого курса были и свои недостатки, свои опасности. Столь очевидная демонстрация солидарности англосаксов, бесспорно, могла насторожить СССР. Можно было пойти по второму пути - привлекая к сотрудничеству Советский Союз, в этом случае атомная энергия становилась энергией мирной. Человеком, который в обостренной форме поставил вопрос о выборе между двумя курсами, был датский физик Нильс Бор.
Н. Бор сумел бежать из оккупированной немцами Дании в сентябре 1943 года. Консультантом проекта "Манхеттен" он стал, по его словам, для того, чтобы указать на решающую значимость использования атомной энергии в мире будущего. Бор считал критическим вопрос о согласованности действий с Советским Союзом в деле контроля над атомным оружием. Западу следует пригласить СССР к послевоенному атомному планированию до создания атомного оружия, до окончания текущей войны. Существенно важно доказать советскому руководству, что американо-английский союз, владеющий атомным оружием, не направлен против СССР. Бор предлагал совместную техническую инспекцию, создание общего атомного агентства, четкое разделение мирных и военных исследований. Время - вот что было наиболее важно. Следовало убедить русских, пока они дружественны. Если США и Англия не заключат на ранней стадии исследований соглашения с СССР, то после войны великие страны будут втянуты в самоубийственную гонку атомных вооружений.
Нужно сказать, что такое предвидение не осталось монополией великого датчанина. Растущую опасность почувствовали даже весьма консервативные английские политики. К их числу следует отнести руководителя английской атомной программы сэра Джона Андерсона и посла в Вашингтоне Галифакса. Но и среди американцев возникла группа людей, самым серьезным образом обеспокоенных новой опасностью. Датский посол представил Бора судье Ф. Франкфуртеру, близкому к президенту Рузвельту. Франкфуртер уже знал о манхеттенском проекте, он видел возникающие возможности и опасности. И он постарался после встречи с Бором передать Рузвельту основную идею: "Было бы катастрофой, если бы Россия узнала об "X" из собственных источников".
Франкфуртер полагал, что у СССР не будет особых сложностей добыть информацию, необходимую для создания собственного атомного оружия. Он сказал президенту, что проблема атомной бомбы, может быть, важнее вопроса о международной организации, и Рузвельт с ним согласился. Франкфуртер подчеркивал ту идею, что принятые американцами в начале 1944 года решения в отношении атомного оружия окажут сильнейшее воздействие на послевоенное урегулирование.
Опасаясь, что Рузвельт не пойдет на сотрудничество в этой сфере с СССР, Н. Бор предложил, чтобы советское правительство было хотя бы уведомлено о существовании манхеттенского проекта. Узнав об успехах союзника, СССР не может не быть удовлетворен, а это позволит США смело идти вперед в научных изысканиях и в то же время создаст базу будущего взаимопонимания. Бор писал Рузвельту: "В ходе предварительных консультаций с русскими не будет конечно же обмена информацией относительно важных технических деталей; напротив, в этих консультациях должно последовать ясное объяснение того факта, что такая информация должна быть сокрыта до тех пор, пока общая безопасность в отношении неожиданных опасностей не будет гарантирована".