Конгресс принимал нейтралистские акты, а общее настроение было не в пользу активной внешней политики. Но Франклин Рузвельт в эти месяцы апрель и май 1935 года - приходит к убеждению, что появляется шанс выйти в воды большой мировой политики. Моргентау свидетельствует, что президент рассматривал возможности того, что "Англия, Франция, Италия, Бельгия, Голландия, Польша и возможно Россия сплотятся вместе и выработают десятилетнюю программу разоружении... Они предложат Германии подписать этот пакт. Если она откажется, эти страны установят двустороннюю блокаду Германии, не позволяя ничему ввозиться или вывозиться из Германии... Мы пошлем туда нашего адмирала, который будет помогать в досмотре наших судов, чтобы не нарушать блокаду. Если это не поможет, тогда возникнет вероятие мировой войны".
Рузвельт попытался привлечь на свою сторону кадровых дипломатов и тут же обжегся. Заместитель государственного секретаря Филипс после доверительных бесед с президентом отметил в дневнике, что Рузвельт "полностью ушел с прямой дороги". Тогда президент обратился к "верным" людям, к геополитикам вильсоновского периода. В апреле 1935 года Рузвельт начал переписку с самым доверенным советником Вильсона - полковником Хаузом. Опыт Хауза, опыт первого активного участия Америки в большой политике казался Рузвельту чрезвычайно существенным.
Между тем страна шла противоположным желаемому Рузвельтом путем: 31 августа 1935 года конгресс принял Акт о нейтралитете, который запрещал предоставлять воюющим странам займы, кредиты, оружие и любые другие стратегические товары. Ныне, издалека, видно, что Рузвельт резко противился изоляционистскому законодательству. Начиная с января 1935 года он ослабил активность на арене внутреннего законодательства - чтобы получить возможности маневра в отношениях со сторонниками изоляционизма на Капитолийском холме. И лишь увидев обреченность своих усилий, Рузвельт в середине 1935 года оставил подобные занятия. Изоляционизм был явно сильнее. В Белом доме к такому заключению пришли в конце июля 1935 года. "Если мы не можем их победить, присоединимся к ним". И Рузвельт инструктировал "своих" сенаторов присоединиться к изоляционистам, чтобы иметь возможность использовать само это законодательство как своего рода "аргумент" в разгорающемся мировом споре. Одновременно ему хотелось сделать законодательные акты более гибкими. На заседании кабинета 26 июля 1935 года он пообещал поддержку нейтралистского законодательства в обмен на "свободу действий в применении эмбарго". И потерпев поражение, вынужденный подписать в сентябре 1935 года Акт о нейтралитете, Рузвельт сказал: "История полна непредсказуемых поворотов, которые требуют гибкости в действиях. Можно представить себе ситуации, в которых абсолютно негибкие положения первого раздела данного Акта могут произвести эффект, противоположный предполагаемому. Другими словами, эти негибкие положения могут вовлечь нас в войну вместо того, чтобы удержать".
В широкие круги американского общества обеспокоенность нацизмом в Европе и японской агрессией в Азии стала проникать лишь в 1937 году. Это позволило Рузвельту несколько освободиться от пут нейтрализма, от преобладающего давления изоляционистов, приступить к более активной и конструктивной политике. Начиная с 1937 года видны постоянные и нарастающие усилия Рузвельта, рассчитанные на воздействие в отношении взглядов американцев. Опасность лежит не где-то, а исходит от определенных сил. Эти силы концентрируются, находят связи между собой. Бездействие потенциальных жертв провоцирует агрессоров.
В середине 30-х годов западное крыло Белого дома было перестроено и приняло современный вид. После нескольких покушений процедура контактов с президентом стала более жесткой. В 30-е годы произошла чрезвычайная концентрация президентской власти, резко расширился ее объем. Общенациональные программы "нового курса" делали Белый дом центром принятия ощутимых повсюду мер, президент становился распорядителем многих судеб. Франклина Рузвельта восхищала эта растущая власть. Наверное, для того, чтобы как-то сократить дистанцию между собой и публикой, он приглашал к себе в утренние часы все большее число людей. При этом реже становятся его контакты с природой - что для человека, выросшего в поместье, было существенно. По сотне раз на день Рузвельт выглядывал из окна на газон и деревья южной части Белого дома, его радовала любая погода, любое время года.
Большую часть дня Рузвельт проводил в своем Овальном кабинете. Именно сюда в час подавали ланч. Президент обычно приглашал лишь одного сотрапезника. Отчасти из опыта и наблюдений, отчасти инстинктивно, Рузвельт пользовался преимуществами своего поста. Честь обедать тет-а-тет с президентом "разоружала" приглашенного. В то же время машина слухов и сплетен работала безостановочно, и президент постоянно давал ей пищу. Франклин Рузвельт являлся прирожденным мастером производить впечатление, он никогда не был одинаков и прилагал усилия безотносительно - находился ли рядом с ним посол крупной страны или почти случайный посетитель. Это искусство всегда было его мощным оружием, и он довел его до возможного совершенства. "Ни один президент, - пишет Р. Тагвел, - не имел более тонкого понимания сложного механизма человеческих отношений. Он наблюдал, как его подчиненные играли в свои собственные игры; останавливал их, когда это было необходимо; помогал им, когда это было удобно; эффективно наказывал своим невниманием, вознаграждал, делясь самыми сокровенными мыслями. Приглашение прибыть на ланч часто было одной из таких наград. Каждый член администрации знал, что Гарольд Икес, Генри Уоллес или Джесс Джонс обедают вместе с президентом и каждый думал о том, что это означает для его интересов".
По мере того как день шел на убыль и посетители требовали все больше сил для того, чтобы их очаровывать, президент начинал уставать. Между половиной пятого и пятью принимался последний из приглашенных. Рузвельт подписывал стопку неотложных, отобранных секретаршей Мисси Лихенд, документов и требовал привезти свое кресло. Президент отправлялся в бассейн и на массаж. Перед ужином приходили приглашенные на вечерний коктейль. Его подавали в Овальном кабинете. Рузвельт больше всего любил эти минуты, когда он был раскован и видел близких людей. Заботы дня, казалось, отступали, и президент не спешил давать знак к ужину. Обычно ужинали в Белом доме довольно поздно. Затем иногда президент звал своих гостей посмотреть кино или сыграть в карты - все в том же Овальном кабинете.
Со временем Рузвельт все больше привыкал работать и после ужина. Не ранее полуночи он отпускал домой помощников, а сам откидывался на подушки с детективным романом. Рузвельта спасал от нервного истощения глубокий и чаще всего безмятежный сон.
Пиком лишения исполнительной власти внешнеполитической инициативы может, видимо, считаться 1935 год, когда был принят закон об эмбарго на торговлю оружием с воюющими странами и целый ряд других ограничительных законов. Дорогу между 1935 и 1939 годом Гитлер прошел, ведя мир ко второй мировой войне. В эти годы Япония встала на путь агрессии. Соединенные Штаты медленно высвобождали свои силы для выхода на международную арену.
Именно в то время, когда Германия начала открыто отказываться от ограничений, наложенных на нее Версальским договором, Рузвельт предпринял попытки наладить отношения с этой страной. Как и Вильсон до него, он стремился выйти на главную для Соединенных Штатов - европейскую арену, устанавливая связи с обеими противостоящими сторонами: англо-французами и немцами. Правда, нужно сказать, что попытки нахождения контактов с немцами не заняли много времени. Но в этом виновата не рузвельтовская дипломатия, а сугубо враждебное отношение Германии к Америке, той стране, которая, согласно фашистской доктрине, нанесла удар в спину Германии в 1917 году и союз с которой был практически невозможен. Тем любопытнее для нас попытки Франклина Рузвельта найти подходы к Берлину на ранней стадии германского реваншизма в марте 1936 года. В этом месяце он попросил своего старого друга - известного бизнесмена С. Фуллера, имевшего важные связи в Германии, встретиться с Гитлером и министром финансов Шахтом и обсудить возможности совместного двустороннего решения экономических проблем.