Целью Америки, объявил президент Рузвельт, является предотвратить выход армий Гитлера к Западному полушарию от Исландии и Гренландии на севере до Азорских островов и островов Зеленого Мыса на юге. "Было бы самоубийством ожидать, пока они появятся перед нашими дверьми, - заявил президент, - было бы глупым ожидать, когда вероятный противник захватит плацдарм, с которого может начать атаку". Главная задача дня - сохранение контроля над Атлантикой, где "страны "оси" предпринимают отчаянные усилия, чтобы сохранить инициативу в своих руках". Чтобы разрешить эту проблему, Соединенные Штаты должны резко увеличить программу строительства флота, а также попытаться сократить потери на дальних линиях посредством вооруженного патрулирования. Рузвельт признал, что мировой конфликт вовлекает в себя США и что США готовы войти в этот конфликт.
Президент говорил слова, которых еще никто никогда от него не слышал. "Некоторые люди могут думать, что мы еще не атакованы, пока бомбы не упали на Нью-Йорк или Сан-Франциско, но не такой урок вытекает из нацистских завоеваний: их атака на Чехословакию началась в Австрии, на Грецию - в Албании, на Норвегию - в Дании. Когда ваш враг приходит к вам в танке или на бомбардировщике и вы воздерживаетесь от огня до тех пор, пока не увидите белки его глаз, вы так и не узнаете, кто нанес вам удар. Банкер-Хилл (место, где началась война за освобождение североамериканских колоний. - А. У.) завтрашнего дня может находиться в нескольких тысячах миль от Бостона".
Американцы были предупреждены, что их безопасность начинается за океанами, и, если нужно, они направятся туда.
И в той ситуации Рузвельт был прав, высказываясь об основах безопасности США. Ибо в Берлине Гитлер говорил адмиралу Редеру о необходимости оккупировать Азорские острова, потому что "они предоставляют возможность атаковать Америку, если она вступит в войну, при помощи современных самолетов". Гитлер выразил интерес к захвату островов Зеленого Мыса "с точки зрения ведения войны против Америки на более поздней стадии". Рузвельт не знал этих слов, но он видел логику германской экспансии.
Когда мы наблюдаем за президентом Рузвельтом в этот критический момент мировой истории, мы видим его стремление подождать и оценить надвигающиеся решающие события. Никак не служит делу объяснения его поведения указание на фактор боязни неодобрения общественного мнения. Именно в мае 1941 года 68 % опрошенных среди американской публики считали необходимой помощь Англии и еще большее число - 85 % опрошенных полагали, что Соединенные Штаты в конечном счете все же вступят в мировой конфликт. Не отсутствие общественной поддержки, а желание увидеть, какие возможности появятся у Соединенных Штатов в ближайшее время, каким будет разворот мировых событий в отношениях между СССР и Германией и между СССР и Японией - вот что сдерживало президента в эти дни.
Если бы президент нуждался в убедительном предлоге для выступления против Германии, то такой предлог был у него в руках: 11 июня германская подводная лодка потопила американское судно "Робин Гуд" в Южной Атлантике, в зоне, далекой от военных действий. Гопкинс указал президенту на всеобщую очевидность нарушения международного права, на то, что Соединенные Штаты, если они того желают, могут теперь выступить со всей своей мощью. Но Рузвельт предпочел и на этот раз ограничиться лишь словесным протестом и не пошел дальше. Президент ожидал роковых поворотов в мировой истории. Мы можем с полным основанием сказать даже большее. Скорее всего на этом этапе Рузвельт желал, чтобы ничто не помешало Германии осуществить те планы, к реализации которых она была уже готова. У президента были свои источники информации, но если требовались дополнительные доказательства того, что готовится в мире, он получил их с письмом Уинстона Черчилля от 15 июня 1941 года. В этом письме указывалось: "Все находящиеся в моем распоряжении сведения говорят, что огромное германское наступление на русской границе является неминуемым".
Оба государственных деятеля - и Рузвельт и Черчилль - ожидали, что будет означать нападение Германии на СССР. Видя возможность расширения антинацистского фронта, Рузвельт все же хотел знать, устойчива ли советская сторона, может ли она отразить немецкое нападение. В этом плане уже ведший войну с Германией Черчилль показывал большую решимость помочь жертве агрессии. Вечером 22 июня английский премьер-министр в палате общин сказал: "Любой человек или государство, которое воюет против нацизма, получит нашу помощь. Любой человек или государство, которое воюет вместе с Гитлером, является нашим врагом... Такова наша политика... Из этого следует, что мы окажем любую возможную помощь России и русскому народу, и мы будем призывать наших друзей и союзников во всех частях мира занять ту же позицию и следовать ей до конца".
Рузвельт конечно же не мог занять подобную позицию, его страна не воевала, и, помимо прочего, американский президент ожидал, как будут развиваться события на тихоокеанском театре.
После получения известия о нападении Германии на СССР чиновники государственного департамента провели сутки в непрестанных дебатах. В заявлении американского дипломатического ведомства говорилось, что "коммунистическая диктатура" так же недопустима, как и "нацистская диктатура". В заявлении не было никаких патетических слов по адресу жертвы агрессии, но заканчивалось оно выводом, что США помогут русским, поскольку Германия представляет собой большую угрозу.
Через два дня президент подстраховался указанием на то, что официально советское правительство ни о чем еще не просило, и главным получателем американской помощи остается Англия. Когда на этой пресс-конференции 24 июня один из журналистов спросил Рузвельта, будет ли оказана помощь Советскому Союзу, если его самооборону признают существенно важной для обороны Соединенных Штатов, Рузвельт ответил уклончиво: "Задайте мне какой-нибудь другой вопрос".
Два главных соображения стояли на пути предоставления американской помощи Советскому Союзу. Первое исходило из прежнего антисоветизма и заключалось в том, что конфликт идет между "сатаной и люцифером", в котором Соединенные Штаты не должны принимать участие. Хотя три четверти американского населения желало победы России, все же в правящей элите еще продолжительное время господствовала точка зрения, что помогать Советскому Союзу таким же образом, как Англии, не следует. Второе препятствие отсутствие уверенности в том, что Советский Союз выстоит перед германским наступлением. В данном случае на мнение Рузвельта влияла оценка высшего военного руководства американских вооруженных сил, рассчитывавшего, что максимальный период, в течение которого Советский Союз способен сопротивляться германскому наступлению, - три месяца. Да и сам Рузвельт полагал, что "русские могут не выстоять этим летом".
И все же, с точки зрения интересов Соединенных Штатов, Советскому Союзу следовало помочь. Ведь в этом случае реализация германской экспансии, по крайней мере, осложнялась. Соединенные Штаты получали необходимое время для военных приготовлений. Рузвельт решил начать предоставление помощи Советскому Союзу, хотя и в относительно небольших объемах. Если даже СССР и не выстоит, то его сопротивление должно поглотить значительную часть людских и материальных ресурсов Германии. Поэтому уже через два дня после начала войны, а именно 24 июня 1941 года, американское правительство "разморозило" 39 миллионов долларов советских фондов в США, а на следующий день объявило, что американские корабли могут вести необходимые товары в неоккупированные советские порты.
В первую неделю войны Советский Союз запросил американцев о предоставлении военных товаров на сумму 1 миллиард 800 миллионов долларов. Предполагалось, что Советскому Союзу будет дан пятилетний кредит. Примерно 8 июля 1941 года Рузвельт принял важное для себя решение о том, что СССР должен получить помощь не только как знак расположения Соединенных Штатов, но и как существенную для длительной обороны против агрессии. Несмотря на то, что немцы продвинулись исключительно глубоко на территорию Советского Союза, Рузвельту и его окружению становилось все более ясно: Красная Армия не рухнет в первые дни, Советский Союз готов сражаться, используя свои ресурсы, и Германия не сможет быстро завершить кампанию здесь. Именно в эти дни бывший посол США в Советском Союзе Джозеф Дэвис говорил президенту, что Красная Армия еще "изумит весь мир".