Хотя Гопкинс и вызвал симпатии советского руководителя, он проявил в Москве немалую жесткость. Сумеет ли СССР выстоять зимой - это следовало определить более детально. Г. Гопкинс сказал И. Сталину, что США будут посылать на советско-германский фронт тяжелое снаряжение только после того, как сделают сравнительную оценку всех фронтов мировой войны и когда советское правительство даст полную информацию о своих резервах и стратегических возможностях. Находясь в исключительно сложном положении, И. Сталин поддержал идею созыва союзнической конференции и пообещал предоставить детализированную информацию. Свою беседу с Гопкинсом он завершил призывом ускорить вступление США в войну. Более того, он призвал американцев занять часть советско-германского фронта. Он приветствовал "прибытие американских войск на любой участок русского фронта под полным командованием американского руководства". Подобная перспектива не могла не захватить Рузвельта. Советское предложение означало совместную борьбу на решающем фронте. Прими американский президент это предложение в августе 1941 года, и не было бы "агонии" 1944 - 1945 годов, когда США желали невероятного: и жертв СССР в процессе освобождения восточноевропейских стран и его одновременного "исчезновения". В 1941 году американцам предоставлялась возможность участвовать в борьбе самим, но это означало, прежде всего, нести потери.
Тогда же, в августе 1941 года, Рузвельт был полностью во власти идеи, что материальная помощь СССР может быть заменой полномасштабному людскому вовлечению США в битву на европейском континенте. Пятнадцатого августа Рузвельт и Черчилль предложили Сталину созвать конференцию высшего советского руководства и высокопоставленных представителей Вашингтона и Лондона для решения вопроса о "будущем распределении общих ресурсов". А через две недели Рузвельт указал своему военному министру Г. Стимсону, что помощь Советскому Союзу являет собой "первостепенную значимость для безопасности Америки". Стимсону предписывалось выработать рекомендации как наилучшим образом распределить имеющиеся у США припасы на период последующих девяти месяцев с тем, чтобы увеличить долю Советской России.
Хладнокровие при решении задачи, американского выигрыша в Европе за счет жертв России видно из уже упоминавшейся "Программы победы". В ней утверждалось, что "наилучшие возможности для успешного наземного наступления против Германии предоставляет поддержание активного фронта в России". Только Советская Россия обладает "достаточными людскими ресурсами, расположенными в благоприятной близости к центру германской военной мощи. Именно поэтому эффективное вооружение русских войск было бы наиболее важным шагом". В Вашингтоне не обсуждали, чего стоила Советскому Союзу "благоприятная близость к центру германской военной мощи". Там бесстрастно калькулировали, придя к выводу о необходимости предоставлять СССР военную помощь по крайней мере до 30 июня 1942 года.
В сентябре - в связи с тяжелыми поражениями советских войск под Киевом и Ленинградом - в Вашингтоне (равно, как и в Лондоне) стали возникать опасения относительно сепаратного мира на восточном фронте. У. Черчилль излагал такие опасения самым откровенным образом. ("Мы не исключаем вероятия того, что русские могут думать о сепаратных переговорах", телеграфировал Черчилль Рузвельту в эти дни.) Рузвельт ответил, что следует ускорить проведение московской конференции, он приблизил дату ее открытия 25 сентября 1941 года. На этой конференции ведущей фигурой с западной стороны был, несомненно, А. Гарриман - от него зависела выработка программы помощи СССР объемом в миллиард долларов. Уязвленный, отошедший в тень глава английской делегации лорд Бивербрук спросил после окончания конференции Сталина, удовлетворен ли он ее итогами. Тот "улыбнулся и кивнул".
Политика Рузвельта в отношении СССР даже на этом этапе, когда он полностью поддерживал нашу страну, была непростой. Бывший посол США в СССР У. Буллит предлагал президенту потребовать от СССР, находившегося в смертельной опасности, отказа от географических изменений, последовавших в 1939 году. Рузвельт не пожелал поднимать этот вопрос. В его понимании 280 советских дивизий были ничем не восполнимой силой, направленной против гегемонии Гитлера в Европе, все остальное блекло перед этим обстоятельством. Пока Рузвельт явно опасался оказывать давление на важнейшего союзника. Тем более, что он знал о шаткости собственных обещаний помощи. Г. Гопкинс говорил в это время о силе антисоветской оппозиции: "Удивительно велико число людей, не желающих оказывать помощь России и которые, по-видимому, неспособны осознать своими твердолобыми головами стратегическую важность этого фронта".
В целом Рузвельт был удовлетворен итогами московской конференции, о чем он телеграфировал 8 октября 1941 года Черчиллю. Отметим высказанную им основополагающую мысль: поскольку именно СССР несет всю тяжесть жертв, а США не могут даже обеспечить бесперебойную помощь, не следует предъявлять Советскому Союзу никаких претензий. Важнее всего сохранить его в строю борьбы.
Посылая в конгресс запрос на шестимиллиардные расходы по ленд-лизу, Рузвельт 18 сентября подчеркнул, что исключение СССР из списка получателей помощи сказалось бы на обороноспособности СССР и осложнило бы реализацию стратегии президента. Конгресс осознал стратегические нужды момента. Тридцатого октября 1941 года Рузвельт уведомил Сталина, что американские военные поставки достигнут одного миллиарда долларов, расплата по ленд-лизу последует через пять лет после окончания войны. Но, несмотря на ободряющее послание, вместо намеченных сорока одного корабля с поставками для СССР за октябрь - ноябрь, в море вышли двенадцать. На декабрь была намечена погрузка девяноста восьми судов, но только сорок девять кораблей составляли реальный объем поставок. Лишь Пирл-Харбор позволил более эффективно решать проблему открытого и закрытого саботажа. Фактом, однако, является то, что к концу 1941 года СССР получил четверть обещанных Америкой грузов.
Тем временем армия США становилась по численности сопоставимой с развернутыми европейскими армиями. Акт о выборочном наборе стал законом в сентябре 1941 года в ходе голосования в палате представителей, когда за него высказалось большинство с перевесом лишь в один голос. Это доводило армию США до 1 миллиона 600 тысяч человек.
Резонно предположить, что уже к ноябрю 1941 года Рузвельт осознавал: германское руководство не сможет долго удерживаться, чтобы не топить американские транспорты, идущие со стратегическими грузами в английские порты. Возможно, он уже желал развязки.
В той борьбе, в которую был готов вступить осенью 1941 года президент Рузвельт, неожиданно большую значимость приобрели усилия дешифровальщиков, весьма активные у всех воюющих сторон. Англичане расшифровали немецкий секретный код (сработала система, названная ими УЛЬТРА). В свою очередь немцы сумели декодировать английский код. Советские специалисты расшифровали японский код. Как оказалось, японцы "прочли" американский государственный код. Американцы нашли ключ к системе радиопередач японцев, и этот ключ, названный "Магия", позволял Рузвельту следить за внутренней борьбой в Японии, которая сосредоточилась на вопросе, в каком направлении наносить удар.