— Что случилось? — голос иерея звучал глухо, он все еще ворочался в узком проходе, пытаясь ползти вперед.
— Гранату я выронил… В темноте не могу найти.
Иерей охнул и одним отчаянным рывком преодолел узкий участок. Встав на четвереньки, я последовал за ним. Вдали показался свет, и минутой позже мы выбрались под слепящие лучи солнца. Жмурясь и чихая, Разумовский вновь подхватил терпеливо ожидавшую нас девочку на руки и торопливо отбежал в сторону.
— Почему она не взрывается?
В изнеможении я прислонился спиной к стене и сполз на землю.
— Кто? — уточнил я.
— Граната, которую ты выронил.
— А-а… так она и не взорвется. Вот она, — я поставил гранату рядом с собой на землю. — В ней взрыватель отсутствует. Муляж. «Рубашка» настоящая, кольцо — тоже, а вот трубка — кусок согнутого алюминия.
— И ты блефовал, рискуя нашими жизнями?! — У Разумовского не было сил даже на брань. Обвинение прозвучало скорее жалобно.
Трясущимися руками я вытащил из кармана измятую пачку сигарет, отыскал среди сломанных одну целую и, сунув ее в рот, кивнул:
— В пистолете, кстати, тоже не было патронов.
— Впервые за все время я почти жалею, что связался с тобой. Ты в порядке, Наташа?
— Да, только холодно очень. И кушать хочется. Я знала, что вы придете за мной, но все равно было страшно.
И она обхватила иерея ручонками за шею.
— Уходим, — сказал он мне. — Надо срочно сообщить в милицию.
Я был занят тем, что пытался зажечь спичку о размокший коробок. Наконец мои попытки увенчались успехом, и я с удовольствием затянулся. Отбросил спичку в сторону и выпустил облако едкого и горького дыма.
— Надо… Только что мы им скажем? Доказательств у нас нет. А деньги позволят им нанять хорошего адвоката и разнести это дело в куски. Тем более что они успеют исчезнуть отсюда еще до того, как мы доберемся до телефона. Я тоже ненавижу шантажистов и убийц, но в этом случае…
— Осторожно! — крикнул иерей. — Смотри, что ты наделал!
Скосив глаза в указанном им направлении, я заметил, что брошенная мной спичка упала на сухую траву, прикрывавшую бикфордов шнур, по-прежнему лежащий у входа, и подожгла ее. Веселые язычки пламени уже вовсю плясали вдоль шнура.
— Шнур! Шнур! — крикнул иерей.
— Действительно шнур, — удивился я. — Эка незадача! Какой я неловкий… Сейчас попытаюсь…
Пока я с трудом, превозмогая ломоту в суставах, поднимался на ноги, быстрый огонек, чуть шипя, пробежал по всей длине шнура и скрылся в пещере. Я заглянул в темноту туннеля.
— А ведь не догнать, — огорчился я. — Целый день сегодня не везет, а, батюшка?
Насупившийся иерей, молча, смотрел на меня.
— Что такое? — невинно поинтересовался я.
— Я думал, что ты хочешь казаться хуже, чем есть… Теперь я начинаю, что ты не сказал о доли правды.
— Не понимаю, о чем ты, — пожал я плечами. — Но ты меня сегодня тоже немало удивил. Я не могу не согласиться с твоим первоначальным предложением: нужно уносить ноги. И как можно скорее!
Я рванул с места как хороший спринтер. Чуть позади, отдуваясь и ворча, тяжело топал иерей. Не успели мы пробежать и ста метров, как земля заметно вздрогнула, глухой удар из глубин вспугнул ворон с ближайших деревьев и, оглянувшись, я увидел облако пыли, поднимающееся над тем местом, где раньше был вход в туннель.
— Что это? — спросила Наташа. Разумовский мрачно посмотрел на меня: — Вот теперь сам и объясняй. Только думай, что говоришь!
— Я бы сказал, Наташа, что плохие дяденьки ушли, громко хлопнув дверью. Как я сказал, а?! — удивился я сам себе. — Просто поэт. И образно, и красиво. Во мне пропадает талант, я это чувствую…
— Все кончилось? — серьезно спросила девочка.
Держа ее на сгибе одной руки, другой Разумовский оттер грязь и копоть с чумазой мордашки и так же серьезно ответил:
— Все кончилось. Сейчас мы поедем домой, переоденемся, отмоемся и поедим. А потом ты подумаешь и скажешь мне, не хотела бы ты остаться жить у меня. Я, конечно, не смогу заменить тебе папу и маму, но я буду заботиться о тебе и защищать.
— И дядя Коля? — она повернулась ко мне. — Ты тоже будешь меня защищать?
Я подумал и показал ей язык. Она тут же состроила мне рожицу в ответ.
— Н-н-да, — протянул иерей. — Ей-то я знаю, сколько лет, а вот тебе? Неужели весь сегодняшний день для тебя — как горох о стену?
Одновременно мы с Наташей повернулись к оторопевшему иерею и показали ему языки.
— Все вы мне надоели, — Разумовский осторожно опустил девочку на землю, засунул в рот мизинцы и, раздвигая его в смехотворной гримасе, «отомстил» нам: — Бе-е-е!..
Двое проходивших мимо священников истово перекрестились и, подобрав полы ряс, вприпрыжку пустились прочь.
«…загадочного взрыва в подземных катакомбах Александро-Невской лавры. По полученным из достоверных источников данным, в результате взрыва погибло пять человек. Милиция отказалась как-либо комментировать это событие, ссылаясь на конфиденциальность информации. Однако нашему корреспонденту удалось установить, что одним из погибших является сотрудник уголовного розыска. Перед смертью погибший вел дело о расследовании убийства семейной четы. По одной из версий, во время расследования он вышел на след некой секты сатанистов, вершивших свои отвратительные ритуалы в катакомбах. Вступив в смертельное единоборство, отважный офицер…»
Я выключил телевизор и прилег на диван, намереваясь вздремнуть. Но не успел я прикрыть глаза, как послышался скрежет ключа в замочной скважине, и в коридоре зазвенел веселый голос Наташи. Девочка вбежала в комнату и повернулась кругом, демонстрируя мне свое новое, в синий горошек, платье. В руках она держала большую плетеную корзину, накрытую сверху тряпкой.
— Нравится? Это мне дядя Андрей купил.
— Неплохо, — одобрил я.
— А еще я в понедельник в школу пойду.
— Ты сначала поздоровайся, — загудел, входя следом, Разумовский.
— Здравствуй, дядя Коля… Здорово, правда? Мы тебе ключи от твоей квартиры принесли, а еще у меня для тебя подарок.
— Не все сразу, — иерей пожал мне руку и опустился в кресло. — Не знаю, с чего она взяла, но она решила, что ты такой несчастный (я бы сказал — вредный) от одиночества…
— Неправда, — запротестовал я. — Я был очень счастлив еще пять минут назад. Лежал, отдыхал, наслаждался покоем…
— А почему ты не в деревне? — вспомнил Разумовский. Ты же в отпуске?
— Накрылся мой отпуск. Опять выборы, милиция работает в усиленном режиме, а тут еще, как на грех, убийство одного из депутатов. Начальник мне домой позвонил, проверить, не уехал ли я еще, а я сдуру трубку поднял. Так что переносится мой отпуск… Обожаю отдыхать в сезон дождей.
— Дядя Коля, смотри, — Наташа сдернула тряпку с корзины и вытащила на свет худющего рыжего котенка с огромными зелеными глазами.
— О нет! — я даже подскочил на месте. — Он пахнет, его надо кормить, и он делает лужи! А еще он мяучит…
— Мяучит, — радостно согласилась Наташа. — Громко-громко! Тебе скучно не будет. Я же обещала тебе котика… Только я забыла. А дядя Андрей напомнил. Мы его у метро купили. Там дяденька сразу нескольких продавал. Я сама его выбрала. Здорово?
— У меня тут мелькнула мысль, — процедил я сквозь зубы, в упор, глядя на иерея, — поменять квартиру, место работы и фамилию…
— Правильно, — сказала Наташа. — И переезжай к нам жить. С тобой весело. Будем в карты играть. Или заходи, почаще. Зайдешь?
— Зайду, — пообещал я. — Обязательно зайду.
— Тогда мы пошли, — она быстро поцеловала меня в щеку и побежала к дверям. Иерей вышел следом.
Заперев за ними дверь, я обернулся к следовавшему за мной по пятам котенку. Он посмотрел на меня, задрав голову, сотворил крохотную лужицу и жалобно мяукнул. Я тяжело вздохнул, подхватил его на руки и побрел на кухню, доставать из холодильника припасенный на ужин пакет молока…