Священный союз носил совершенно иной характер; Европа не видела подобных документальных деклараций с тех пор, как почти два столетия назад покинул трон Фердинанд II, император Священной Римской империи. Инициатором союза был русский царь, который никак не мог отказаться от самозванно возложенной на себя миссии перекроить систему международных отношений и переделать ее участников. В 1804 году Питт подорвал в корне крестовый поход императора ради достижения торжества либеральных установлений; к 1815 году Александр до мозга костей пропитался чувством победы, так что больше отмахнуться от него было невозможно, — не важно, что "нынешний крестовый поход был в корне противоположен тому, что проповедовалось одиннадцать лет назад. Теперь Александр очутился в рабстве у религии и консервативных ценностей и предлагал ни более ни менее как всеобъемлющую реформу системы международных отношений, основывающуюся на той предпосылке, что будто бы «курс, ранее принятый державами во взаимных отношениях между ними, должен быть фундаментально изменен, и потому срочно требуется заменить его порядком вещей, основывающимся на возвышенных истинах вечной религии нашего Спасителя»[83].
Австрийский император шутил, что не знал, как ему поступить: обсуждать ли эти идеи на совете министров или в исповедальне. Но он одновременно знал, что не может ни присоединиться к крестовому походу царя, ни отвергнуть его, дав тем самым Александру повод действовать в одиночку, оставляя Австрию лицом к лицу с либеральными и национальными течениями того времени. Вот почему Меттерних трансформировал проект царя в то, что потом стало известно как Священный союз, где религиозный императив трактовался как обязательство поставивших подпись под договором сохранять внутренний статус-кво в Европе. Впервые в современной истории европейские державы приняли на себя общую миссию.
Ни один британский государственный деятель никогда бы не позволил себе ввязаться в предприятие, где устанавливалось бы всеобщее право — по сути, обязанность — вмешиваться во внутренние дела других государств. Кэслри назвал Священный союз «образцом утонченного мистицизма и бессмыслицы»[84]. Меттерних, однако, увидел в нем возможность заставить царя поддержать нормы легитимизма и, что самое главное, удержать его от бурного миссионерского экспериментирования в одностороннем порядке и в отсутствие какого-либо сдерживающего начала. Священный союз объединил усилия консервативных монархов и направил их на борьбу с революцией, но также обязал их взаимно согласовывать свои действия, что реально давало Австрии теоретическое право вето в отношении авантюр готового всех душить русского союзника. Так называемый «европейский концерт» предполагал, что нации, сопоставимые по могуществу, будут решать вопросы, касающиеся всеобщей стабильности, путем консенсуса.
Священный союз явился наиболее оригинальным аспектом венского урегулирования. Возвышенное название отвлекало внимание от его оперативной сущности, заключавшейся в том, чтобы внести элемент морального ограничения в отношения великих держав. Проявленный ими закономерный интерес к сохранению внутренних институтов вынудил страны континента избегать конфликтов, на которые в предыдущем столетии они бы пошли безоговорочно.
Однако было бы величайшим упрощением утверждать, будто наличие сходного внутреннего устройства само по себе гарантирует мирное сохранение равновесия сил. В XVIII веке все правители на континенте управляли в силу божественного права, так что внутреннее устройство их государств было сопоставимо в самой своей основе.
И тем не менее, будучи полностью уверенными в постоянстве своих прав, эти самые правители вели бесконечные войны друг с другом как раз потому, что считали собственное внутреннее устройство неуязвимым.
Вудро Вильсон был не первым, кто полагал, что характер внутреннего устройства предопределяет поведение государства в международном плане. Меттерних полагал то же самое, однако на основании абсолютно противоположных по характеру и содержанию доводов: В то время как Вильсон считал, что демократии миролюбивы и разумны в силу самой своей природы, Меттерних называл их опасными и непредсказуемыми. Видя страдания, в которые республиканская Франция ввергла Европу, Меттерних отождествлял мир с легитимным правлением. Он ожидал, что коронованные главы древних династий если и не удержат мир, то, по крайней мере, сохранят фундамент международных отношений. Таким образом, легитимность становилась цементом, скрепляющим здание международного порядка.
83
Wilhelm Swarz.
84
Приводится по кн.: Asa Briggs.