Рассматривая спорный вопрос об исходе битвы под Аркадиополем, имевшей большое значение для последующего развития событий, М.В. Левченко поддерживает тех историков, которые верят сведениям Льва Дьякона, но не русской летоппси. Однако аргументы автора, как нам представляется, малоубедительны: победа не могла быть за руссами, иначе непонятно, почему Варда Склир в виде поощрения был назначен командующим войском империи в борьбе с восставшим Вардой Фокой. Иных аргументов не приведено. В то же время в противоречие с этим положением М. В. Левченко соглашается с тем, что, оказавшись в тяжелом положении, Иоанн Цимисхий для выигрыша времени и обмана руссов согласился на мир и обязался выплачивать дань Руси. В этом пункте автор полностью доверяет русскому источнику56, хотя летопись исходит в трактовке событий из факта победы руссов в решающем сражении. Рассказав далее о ходе военной кампании 971 года, М. В. Левченко еще раз вернулся к вопросу о русско-болгарском союзе и пришел к выводу, что после падения Преславы началось отпадение болгар от Святослава, а это означало провал всего того, что было достигнуто русским князем. Отсюда подозрительность, проявленная Святославом в Доростоле, репрессии по отношению к болгарской знати57. Отметил М. В. Левченко и распад антивизантийской коалиции, в частности отпадение от руссов печенегов. Говоря о договоре 971 года, автор выделил в нем лишь обязательства Святослава58. М. В. Левченко писал о политическом подчинении Восточной Болгарии византийской власти. Подводя итог всей военно-политической кампании Святослава на Балканах, автор отмечает, что поход Святослава против Византии окончился полной неудачей59.
В 1962 году историю похода Святослава на Восток рассмотрел М. И. Артамонов. Автор поддержал соображения В. В. Бартольда, касающиеся хронологии похода, и отметил, что поход Святослава в район Оки и Средней Волги и явился началом борьбы с Хазарией, так как удар был направлен против сателлитов каганата. Это положение подтверждает общую концепцию советских историков о масштабности военных замыслов Святослава и политической обусловленности его военных предприятий. По мнению М. И. Артамонова, перед нами не военные авантюры и не простые грабительские набеги, «а хорошо продуманное предприятие, вытекавшее из трезвого учета существующей политической ситуации и экономической потребности Руси». Русь ставила перед собой цель разгромить Хазарию, овладеть ее территорией, утвердить контроль над торговыми путями, обеспечивающими экономические связи со странами Востока. Однако уход на Дунай помешал осуществлению этой цели.
М. И. Артамонов также считал, что лишь со времени Святослава Русь переходит от чисто грабительских походов к целенаправленным военно-политическим действиям60.
В 1966 году общую оценку внешней политики Святослава дал Б. А. Рыбаков в главе «Киевская Русь» («История СССР с древнейших времен до наших дней», т. I). Он наиболее убедительно выразил взгляд на Святослава как на выдающегося государственного деятеля и блестящего полководца, как на преемника прежней внешней политики древней Руси, пытавшейся разорвать кольцо враждебных соседних государств, которые блокировали ее на торговых путях с Востока и Запада. «Походы Святослава 965-968 годов, - писал Б. А. Рыбаков, - представляют собой как бы единый сабельный удар, прочертивший на карте Европы широкий полукруг от Среднего Поволжья до Каспия и далее по Северному Кавказу и Причерноморью до балканских земель Византии»61. Два новых военных форпоста Руси появились на берегах Русского моря - Тмутаракань на Востоке и Переяславец на Западе, близ устья Дуная. Говоря о результатах военно-политических усилий Святослава, ученый не поддержал пессимистических оценок отечественных, в том числе и советских, историков, при этом он исходил из оценки всего комплекса внешнеполитических усилий Руси 60 - начала 70-х годов X в. «Балканские завоевания, - отмечал Б. А. Рыбаков, - были утрачены, но победы на Волге, на Дону и в Приазовье были закреплены»62. Такой подход позволяет рассматривать внешнеполитические шаги Руси того времени в тесной связи и взаимообусловленности.