В связи с критическим положением, создавшимся в Египте, Черчилль обратился к Рузвельту со следующей просьбой: он спрашивал, не согласится ли президент сообщить в Москву, что 40 американских бомбардировщиков, которые находились в то время в Ираке на пути в Советский Союз, «отчаянно» нужны англичанам. Черчилль писал: «В то время, когда бои в России в самом разгаре, это будет тяжелая просьба…»[186]. Президент обратился с телеграммой к правительству СССР, в которой упомянул о просьбе Черчилля относительно 40 американских бомбардировщиков. Глава Советского правительства ответил на эту просьбу незамедлительно: «Ввиду создавшегося для союзных войск положения в Египте, не возражаю против передачи 40 бомбардировщиков А-20 из числа находящихся в Ираке для СССР на египетский фронт»[187]. Получив сообщение о решении Советского правительства, английский премьер-министр выразил глубокую благодарность за «быстрое и великодушное» решение Советского правительства[188]. Это – небольшой эпизод, но он весьма характерен для отношения Советского Союза к своим партнерам. СССР всегда выражал готовность помочь союзникам, в особенности тогда, когда они оказывались в тяжелом положении. Не так, очевидно, понимали свой союзнический долг правительства Англии и Соединенных Штатов.
Приняв сепаратное решение по важнейшим вопросам стратегии второй мировой войны, английское и американское правительства лишь задним числом известили Советское правительство о том, что второго фронта в 1942 году не будет. В телеграмме английского премьера на имя главы Советского правительства от 18 июля 1942 г. ничего даже не говорилось о причинах принятого решения, равно как и не сообщалось об англо-американских планах ни на 1942, ни на 1943 год. Это сообщение не могло, разумеется, не вызвать резкого протеста со стороны Советского правительства. В одном из своих посланий английскому правительству оно указывало, что вопрос о втором фронте начинает принимать несерьезный характер. Исходя из создавшегося положения на советско-германском фронте, Советское правительство заявляло самым категорическим образом, что оно не может примириться с откладыванием организации второго фронта в Европе на 1943 год[189].
Желая ослабить неблагоприятное впечатление от своего послания, Черчилль решил направиться в Москву для объяснения с Советским правительством. «Мы все были озабочены реакцией Советского правительства на неприятное, хотя и неизбежное сообщение о том, что в 1942 году не будет произведено вторжение через Ла-Манш»[190], – писал Черчилль в своих мемуарах.
Английский премьер-министр прибыл в Москву в середине августа 1942 года, его сопровождали представитель президента США Гарриман и группа военных советников. О настроении, с которым Черчилль летел в СССР, свидетельствуют его собственные воспоминания: «Я размышлял о моей миссии в это угрюмое большевистское государство, которое я когда-то так настойчиво пытался задушить при его рождении и которое вплоть до появления Гитлера я считал смертельным врагом цивилизованной свободы. Что должен был я сказать им теперь? Генерал Уэйвелл, у которого были литературные способности, суммировал все это в стихотворении, которое он показал мне накануне вечером. В нем было несколько четверостиший, и последняя строка каждого из них звучала: «Не будет второго фронта в 1942 году». Это было все равно, что везти большой кусок льда на Северный полюс»[191].
Черчилль имел ряд встреч со Сталиным, во время которых были рассмотрены ход военных операций и международное положение в целом. Поставив в известность Советское правительство об англо-американском решении не открывать второго фронта в Европе в 1942 году, Черчилль от имени правительства Англии и США вновь заверил Сталина в том, что второй фронт в Европе будет, безусловно, открыт в 1943 году. Для этой цели к весне 1943 года в Англии, по его словам, будет сосредоточено 48 дивизий.
Черчилль утверждал, что к августу 1942 года в Великобритании находилось всего две с половиной американские дивизии и что союзное командование располагало транспортными возможностями лишь для высадки шести дивизий. Черчилль сообщил о намеченной в 1942 году англо-американцами высадке в Северной Африке и детально обосновывал ее мнимые преимущества перед десантной операцией в Западной Европе в 1942 году.
Советское правительство выразило свое решительное несогласие с позицией союзников по вопросу о втором фронте. «…Мы спорили почти два часа, – рассказывает Черчилль об одной из своих встреч с советской делегацией, – за это время Сталин сказал очень много неприятных вещей, особенно о том, что мы слишком боимся сражаться с немцами и что если бы мы попытались это сделать, подобно русским, то мы убедились бы, что это не так уж страшно; что мы нарушили наше обещание относительно «Следжхэммера»; что мы не выполнили обещаний в отношении поставок России и посылали лишь остатки после того, как взяли себе все, в чем мы нуждались»[192]. На второй день переговоров англичанам был вручен советский меморандум, в котором указывалось, что организация второго фронта в Европе в 1942 году имела бы своей целью отвлечение немецких сил с восточного фронта на Запад и облегчение, таким образом, положения советских войск на советско-германском фронте в 1942 году.
«Легко понять, – говорилось в упомянутом меморандуме, – что отказ Правительства Великобритании от создания второго фронта в 1942 году в Европе наносит моральный удар всей советской общественности, рассчитывающей на создание второго фронта, осложняет положение Красной Армии и наносит ущерб планам Советского Командования»[193].
Сталин доказывал Черчиллю, что 1942 год представляет наиболее благоприятные условия для создания второго фронта в Европе, так как почти все силы немецких войск, и притом лучшие силы, были отвлечены на восточный фронт, в то время как в Европе оставались незначительные, слабо подготовленные соединения. «Неизвестно, будет ли представлять 1943 год такие же благоприятные условия для создания второго фронта, как 1942 год, – отмечалось в советском меморандуме. – Мы считаем поэтому, что именно в 1942 году возможно и следует создать второй фронт в Европе»[194].
Тем не менее Черчилль в памятной записке, врученной Советскому правительству 14 августа, подтвердил отказ Англии и США открыть второй фронт в Европе в 1942 году. Союзники ограничились обещанием начать операцию «Факел» в Северной Африке и открыть там новый фронт войны. Гарриман полностью поддержал английского премьер-министра.
Давая оценку позиции Черчилля, И.В. Сталин телеграфировал послу СССР в Лондоне: «У нас у всех в Москве создается впечатление, что Черчилль держит курс на поражение СССР»[195].
Несмотря на очевидные факты, Черчилль заявил в ходе московских переговоров, что ни Великобритания, ни Соединенные Штаты не нарушили якобы никакого обещания в отношении второго фронта, сославшись при этом на оговорку, сделанную английским правительством во время англосоветских переговоров в июле 1942 года.
Английский премьер-министр всячески стремился доказать, будто англо-советские и советско-американские переговоры о втором фронте весной 1942 года носили сугубо предварительный характер и что само по себе сообщение о достигнутой договоренности уже сыграло свое положительное значение тем, что ввело в заблуждение противника.
Эту своеобразную версию Черчилль развивал и в своем выступлении в английском парламенте осенью 1942 года, ее же он приводит в своих мемуарах. Так, в парламенте британский премьер-министр говорил: «Почему же тогда, спрашивают нас, вы позволили зародиться ложным надеждам в сердцах русских? Почему же вы согласились вместе с Соединенными Штатами и Россией опубликовать коммюнике о втором фронте в Европе в 1942 году? Я должен заявить совершенно откровенно, что считал вполне оправданным обмануть противника, даже если бы одновременно пришлось ввести в заблуждение собственный народ»[196].