Отвергая план раздела мира на сферы влияния, Советское правительство вместе с тем считало, что преобладающая роль в осуществлении временного оккупационного режима в бывших вражеских странах должна принадлежать тому государству, чьи вооруженные силы находятся на территории данной вражеской страны. Такое положение сложилось в Италии, где англо-американскому командованию принадлежала решающая роль в осуществлении оккупационной политики союзников. Ссылаясь на этот прецедент, Советское правительство выступало за то, чтобы в тех странах, которые в ходе наступления оккупировались Красной Армией, решающая роль в деятельности Союзной контрольной комиссии сохранялась бы за советским командованием.
Во время московских переговоров были разрешены некоторые вопросы, касающиеся условий перемирия с Болгарией, в частности была достигнута договоренность о создании Союзной контрольной комиссии, ее функциях и правах, о выводе болгарских войск и администрации с территорий Греции и Югославии и т.д. Руководители советского и английского правительств согласились проводить совместную политику в Югославии, причем особо было подчеркнуто неотделимое право югославского народа самому решить вопрос о своем будущем государственном устройстве после войны.
Черчилль сообщил Сталину о наличии английского плана отторжения у Германии ряда крупных экономических районов – Рурской, Вестфальской и Саарской областей – и передачи их под международный контроль, а также англо-американские планы расчленения Германии, рассмотренные Рузвельтом и Черчиллем в Квебеке. Однако весь комплекс вопросов, связанных с германской проблемой, был отложен до новой конференции глав трех правительств.
Английская делегация вручила Советскому правительству два меморандума, касавшихся Франции. В одном из них высказывалась точка зрения по поводу работы ЕКК над проблемами капитуляции Германии и порядка участия в этой комиссии других Объединенных Наций, не представленных в ней, в частности Французского комитета национального освобождения. В другом английское правительство сообщало о своей готовности признать временное правительство Франции.
Значительное место на московской встрече заняло обсуждение польского вопроса. В Москву были приглашены делегации Польского комитета национального освобождения во главе с Берутом и польского эмигрантского правительства в Лондоне во главе с Миколайчиком. Делегация ПКНО заявила о своей готовности договориться с прибывшими из Лондона представителями на условиях, выдвинутых в августе 1944 года. Берут вновь подтвердил решимость комитета справедливо, в соответствии с этническим принципом договориться по вопросу о советско-польской границе и энергично высказался за возвращение Польше ее западных земель.
В целях достижения единства между поляками ПКНО согласился, чтобы ряд постов в новом польском правительстве был предоставлен демократическим польским деятелям из Лондона.
Иную позицию заняло лондонское эмигрантское правительство. В его меморандуме относительно урегулирования советско-польских отношений полностью игнорировался ПКНО и был целиком обойден вопрос о «линии Керзона» как основы будущей советско-польской границы.
13 октября на заседании московской конференции, посвященном польскому вопросу, выступил Миколайчик, который подробно изложил содержание своего меморандума. Советская делегация отметила, что этот меморандум является неприемлемой основой для решения польской проблемы, так как исходит не из реальной оценки ситуации, сложившейся в Польше, а из прежней, антисоветской концепции польских эмигрантских кругов. Она подчеркнула, в частности, что в меморандуме совершенно не учитывается роль и значение Польского комитета национального освобождения[20].
Изложил свою точку зрения и Черчилль. По его мнению, польская проблема должна была быть разрешена на основе двух принципов:
«1. Принятие линии Керзона в качестве фактически существующей восточной границы Польши с правом окончательного решения этого вопроса на мирной конференции и
2. Дружественное соглашение с Комитетом национального освобождения с целью создания единого польского правительства, могущего со временем претерпеть такие изменения, которые могут вызываться обстоятельствами»[625].
Развивая свою мысль о будущих границах Польши, Черчилль заявил на конференции: «Что касается проблемы границ, я должен заявить от имени британского правительства, что потери, понесенные Советским Союзом в ходе войны против Германии, и его усилия, направленные к освобождению Польши, дают, по нашему мнению, ему право на установление восточной границы по линии Керзона. Я полагаю также, что союзники будут продолжать войну против Германии таким образом, чтобы польские уступки на востоке были бы возмещены в виде территорий на Севере и на Западе, в Восточной Пруссии и Силезии, включая хорошее морское побережье, отличный порт в Данциге и ценное сырье в Силезии»[626].
Миколайчик, однако, продолжал упорствовать, хотя, по сути дела, вынужден был признать справедливость советской критики польского меморандума. Он отметил, например, что советское заявление относительно того, что указанный меморандум игнорирует существование ПКНО, «до некоторой степени справедливо…». Что же касается «линии Керзона», то Миколайчик заявил, что он в этом вопросе не согласен как с английской, так и с советской точками зрения[627].
Занятая Миколайчиком позиция свидетельствовала о полной политической близорукости польского эмигрантского правительства и могла лишь привести к тому, что оно в конце концов окажется полностью за бортом польских событий. Это хорошо понимал Черчилль, который вновь проявил кипучую деятельность для «урегулирования» польской проблемы. Его основная цель заключалась в том, чтобы уступкой по вопросу о границах Польши добиться того, чтобы эмигрантское лондонское правительство смогло завладеть ключевыми позициями в самой Польше. Это соответствовало его основной задаче – превратить Польшу в аванпост антисоветской политики капиталистического мира. Вернувшись с заседания конференции, Черчилль срочно подготовил проект соглашений по польской проблеме, в основе которых лежали предложения английского премьера, сделанные на конференции. Он пригласил в свою резиденцию представителей эмигрантского правительства Миколайчика, Ромера и Грабского и убеждал их в необходимости принять его предложения, в том числе и «линию Керзона». Упрекая своих собеседников, Черчилль заявил, что если бы эта линия была принята в начале года, то теперь не было бы «тех других людей» (Польского комитета национального освобождения. – В.И.).
«Какое это имеет значение, если вы лишитесь поддержки некоторых поляков (в связи с принятием «линии Керзона». – В.И.)? Зато подумайте, что вы получите взамен! – увещевал Черчилль Миколайчика и его сотрудников. – К вам прибудут послы. Британский посол будет с вами. Американцы… будут представлены послом. Вы должны сделать это. Если вы упустите момент, все будет потеряно!»[628].
В то время как Миколайчик и его коллеги продолжали упорствовать, Черчилль все больше и больше выходил из терпения. «Какое же вы правительство, если вы неспособны принять решение! – упрекал Черчилль Миколайчика. – Вы черствые люди, которые хотят развалить Европу. Я брошу вас со всеми вашими заботами. У вас нет чувства ответственности… У вас в голове только жалкие эгоистические интересы». Запугивая своих собеседников, Черчилль угрожающе заявил: «Я вынужден буду обратиться к другим полякам, и это люблинское правительство, может быть, будет работать очень хорошо. Оно станет правительством»[629].
Когда же и эта угроза не подействовала, Черчилль, потеряв остатки самообладания, заявил, что не желает больше иметь никакого дела с представителями польского эмигрантского правительства, и в заключение назвал их сумасшедшими. «Никогда в моей жизни я не встречал таких людей! – воскликнул разгневанный премьер. – Если вы собираетесь завоевать Россию, мы оставляем вам это дело. Я чувствую, что нахожусь в сумасшедшем доме. Я не знаю, будет ли британское правительство продолжать признавать вас».
20
В редакционной статье «Правды» 21 октября позиция Советского Союза по польскому вопросу была изложена следующим образом: «Понятно, что народы Советского Союза кровно заинтересованы в том, чтобы будущая Польша вместе с другими нашими западными соседями перестала служить коридором для всякой политики новой германской агрессии. Нашим соседом должна быть свободная, сильная, демократическая Польша, навсегда отказавшаяся от захватнических поползновений в отношении украинского и белорусского народов. В то же время только такая Польша, в которой к власти призваны люди, ставящие своей целью устроение государственной жизни на основе демократических принципов, способна осуществить освобождение польского народа от гнета феодалов-помещиков, наделение польского крестьянства землей. Только такая Польша явится не очагом беспокойства и военной опасности на западных границах нашей Родины, а одним из устоев прочного мира в Европе».