– Разумеется, если это соответствует вашему желанию…
Он улыбнулся: да неужели лукавит она? Но ведь изумление ее было таким натуральным.
– Анастасия Сергеевна, сделайте так, как я советую.
Она высвободила плечи.
– Вы это мне хотели сказать… это? – спросила Настенька и шагнула к окну.
– Я заклинаю вас… сделайте, – повторил он, теперь уже не опасаясь, что его услышат в соседней комнате.
Звякнуло колечко на металлическом стержне – она отодвинула штору.
– Где ваши бумаги?.. Я хочу подписать их сейчас. Все бумаги, сколько бы у вас их ни было.
Три извозчика медленно проехали мимо дома Репниных.
Настенька видела, как Елена прошла в сад. На Елене была бордовая куртка из мягкой замши. Сад был полон солнца, и куртка казалась красной. Настенька поймала себя на мысли, что следит, как пламенеющее пятнышко удаляется в глубь сада. И еще подумала Настенька: она видит в Елене Николая. Бывает так, даже Елена отступает прочь и остается Репнин. И не только Елена отступает, но вместе с нею та женщина, что родила Елену. Кстати, кем была та женщина Репнину? Женой? О господи! Настенька вошла в дом. В столовой по-летнему занавешены окна, в комнате Елены, наоборот, солнце добралось до пледа, которым застлана кровать. Женщина, очень юная, с пучком темно-русых, Настеньке даже кажется, пепельных волос, смотрит с портрета. В глазах женщины спокойная радость. Такие глаза бывают у молодой матери. Наверно, она уже родила. Настенька смотрит в сад. Оттуда доносится запах сухих яблоневых листьев, он очень терпок, этот запах. И горек. А во взгляде женщины, что смотрит со стены, все та же радость, мудрая. Она была счастлива в тот далекий и для нее непреходящий миг, эта женщина. Она родила, родила… Наверно, нет большего счастья, чем это – счастье общей крови. Настенька смотрит на женщину – та будто отняла у Анастасии Сергеевны нечто очень большое, чем она только что владела. И чего ради она вызвала эту женщину из небытия? Настенька бросилась к двери. Там стояла Елена. Ну конечно, она была свидетельницей встречи Настеньки с матерью. Сейчас Настенька видит, как она похожа на мать.
– Анастасия Сергеевна, вам худо?
В самом деле, худо ли ей, если одна мысль о Репнине, искорка мысли способна сжечь всю ее старую жизнь. «Цепи – это жалость?» – донеслось издалека, из далекого далека. Даже чуть-чуть жутковато: все во власти времени. Да был ли сегодня в ее доме Рудкевич и о чем он говорил, к кому взывал, что дарил и что пытался отнять? Вот вопрос: был ли сегодня Рудкевич?
108
Репнин вернулся домой к одиннадцати и, по обыкновению, прежде чем уйти к себе, зашел к брату.
Илья работал. В эти полуночные часы он был особенно деятелен. Все, что обеспокоило его мысль днем, что воинственно насторожило и сосредоточило, он поверял бумаге. События развивались с утроенной силой: ему казалось, что каждый новый день приносит нечто такое, что утверждает его правоту. Он искал встречи с братом – все, что хотелось сказать, он мог выговорить только Николаю. Нередко фраза, только что записанная в дневник, адресовалась брату и фраза, сказанная брату, Перекочевывала в дневник. Илья уже готовился произнести одну из таких фраз, которые были призваны сразить Репнина младшего, вроде того, что «Франция не была союзником Германии, теперь будет», когда Николай Алексеевич сообщил:
– Брат, я еду в Берлин.
Илья онемел.
– Погоди, погоди… куда?
– У меня командировка в Берлин… на месяц.
Илья усмехнулся, нелегко было рассмешить Илью в эти дни – брат это сделал: у него командировка в Берлин, да еще на месяц!
– А ты представляешь, наивный человек, что будет через месяц в Берлине?
– Представляю.
– Тогда, быть может, просветишь: что будет? – спросил Илья.
Репнин насупился.
– Прости, брат, но я бы не хотел вести разговор в таком тоне.
– Нет, погоди, давай договорим до конца! Ты представляешь, что будет через месяц в Берлине? – переспросил Илья, он был заинтересован в продолжении разговора.
Николай был мрачен.
– Сделай любезность, скажи, что будет.
Илья решительно отодвинул свою рукопись, столь непочтительно он поступал с нею нечасто.
– Через три недели союзные армии войдут в Берлин, в Германии будет образовано новое правительство, и ты окажешься в тылу могущественного войска, наступающего на Совдепию. История не знает такого сплава: трезвый ум Альбиона, влияние Франции на умы и сердца, технический гений германцев и ко всему этому сказочные ресурсы Америки… Какая сила может противостоять этой?