Тейлор недолго оставлял Петра в неведении – раздался новый звонок.
– Добрый день, господин Белодед! – заговорил Тейлор. – Как поживает русская пенька?
– Великолепно, мистер Тейлор! – парировал Петр; тон Тейлора не должен сбить с толку, наоборот, надо поддержать этот тон и заставить Тейлора отказаться от него. – Английский флот без надежных русских канатов – какая ему цена?
– Пусть будет у вас сто контрактов, господин Белодед!
– Благодарю вас, мистер Тейлор!
Тейлор перевел дух – и нехитрые остроты стоят сил.
– Неожиданные обстоятельства, мистер Белодед.
– Мне нравятся неожиданные обстоятельства, если они не печальны, мистер Тейлор.
– Нет, не печальны, мистер Белодед. – Тейлор рассмеялся почти беззаботно. – Завтра я не могу быть у господина Литвинова.
– А вы хотели быть там и завтра?
– Конечно, я говорил вам.
Разумеется, хитрец Тейлор ничего не говорил Петру о завтрашнем визите в Брикстон по той причине, что не предполагал быть там завтра, да и версию о завтрашнем визите в Брикстон Тейлор только что придумал. Придумал единственно для того, чтобы ускорить визит Петра в лондонскую тюрьму и встречу с Литвиновым.
– Мистер Тейлор, меня осенило: а нельзя ли мне быть в Брикстоне завтра вместо вас?
Тейлор затих. Не проник ли Петр в замысел Тейлора?
– Я… могу вам предложить, – произнес Тейлор спокойно.
– Благодарю вас, мистер Тейлор. Нам остается договориться о деталях.
Пожалуйста, мистер Белодед.
Они условились: Петр будет у Литвинова завтра в два. Петр положил трубку. Что же произошло вчера в Брикстоне между Литвиновым и Тейлором? Их беседа определенно осложнилась, если столь неожиданно возникла необходимость разыскивать Петра и назначать встречу на завтра. Петр должен быть в Брик стоне завтра в два – нелегко прожить сутки, почти сутки. И вновь он стал думать о Кире. Ему все казалось, что она в Лондоне. Он вспомнил, что уже с парохода она ему крикнула, что будет на будущей неделе в среду. Будет ли, и надо ли, чтобы она была? Он заметил, что, вспомнив, он не растревожился, как, впрочем, и не испытал большой радости. Он полагал, что Кира устремится к нему, а она пошла к нему этой своей походочкой. «Я отлично прожила эти месяцы и без тебя, – точно говорила она ему этой своей походочкой. – Естественно, я тосковала по тебе. Но в моей власти было совладать с этой тоской. Я совладала. А вообще я сильнее, чем ты думаешь обо мне. Я сильная. Настолько сильная, чтобы не повернуть к тебе, не повторить ошибки. Для меня это была бы ошибка». Именно так она должна была думать. Именно так и думала. Это похоже на нее. Тогда зачем же он пытается вызвать ее из небытия? Упорно пытается. Внезапная мысль остановила Петра: Елена. Когда-то и она жила здесь. Быть может, ходила по этой набережной, поднималась по этой лестнице, сидела вот под тем старым вязом. А как бы на месте Киры по вела себя она? Но она настолько другая, что вряд ли она могла бы оказаться в положении Киры.
113
Белодед прибыл в Брикстон без четверти два.
Петр не преминул установить, что коридор, которым он шел сейчас, был и просторнее, и выше, и светлее того, которым они следовали тот раз на свидание с Чичериным. Впрочем, и комната, которой они закончили длинный путь, была похожа именно на комнату, а не на тюремный каземат, как тогда. Помимо обычных окон, из которых, к удивлению Петра, виднелось небо (судя по всему, этим достоинством в Брикстоне обладали не все окна), здесь были камня и люстра, большая, домовитая, которая за долгую свою жизнь висела, наверно, и над столом, застланным скатертью.
Вошел Литвинов, увидел Петра, протянул руки. Как-то мгновенно запотели очки. Литвинов снял их, достал платочек, протер. Сейчас очки почти сухи, да и голос свободен от волнения.
– Берите стул и идемте со мной. – Литвинов подходит к окну. Окно в отличие от стен не слышит, а может, он просто захотел воспользоваться возможностью и взглянуть на настоящее небо. – Все, что вы хотите мне сказать, – говорит Литвинов, – вы должны успеть произнести за сорок минут.
– Готов поступиться пятью минутами. Максим Максимович… в знак признательности.
– Вы щедры, – смеется Литвинов.
За жизнелюбивым смехом Литвинова трудно рассмотреть настроение. Без смеха ему нельзя: поступишься – погибнешь.
– Вы видели Ильича до отъезда?
Литвинов сказал «Ильича», точно хотел спросить, как он совладал с черным днем тридцатого августа.
– Я видел его за день до отъезда, – сказал Петр. – Он еще слаб, но быстро поправляется и полон надежд.