– Я немного историк («О философии – ни слова. Он немного историк, впрочем, как каждый философ!»), а коли историк, то должен видеть перспективу… Вы хотите знать, что я имею в виду? Перспективу мира между Россией и Германией, вернее, реальные результат ты, которые даст он одной стороне и другой: Германии – победить. России – встать на ноги… Итак, главное в умении считать. Кто точнее подсчитал, тот и выиграл… Хотя точность и немецкое качество, результаты могут быть самые неожиданные.
Недоуменно и робко Рицлер смотрел на Белодеда: сейчас тени, заполнившие глазные чаши немца, размылись и глаза, наверно, выглядят, как обычно: они круглы, будто шляпки гвоздей.
– Будь я русским, я бы построил свои расчеты так, – вдруг произнес Рицлер. – Я бы заключил договор и принялся ждать. Вне зависимости от меня в действие пришли две силы: война на Западе и германская революция. В революцию я не верю и с легкой душой сбрасываю ее со счетов. Остается война на Западе. С этим доводом нельзя не считаться. Он действует, как часы на мине замедленного действия. В заданную минуту часы сработают, и мина взорвется. К моменту, когда это произойдет, Россия уже будет не та, что сегодня, – наверно, месяцы передышки для России жизни подобны. Что скрывать, в минуту смертельной схватки, я не оговорился, именно смертельной, которая нас ожидает на Западе. Россия будет готова изгнать завоевателей со своей земли… кто бы они ни были. Признайтесь, что дело обстоит именно так?.. – заглянул Рицлер в глаза Петру. – По крайней мере, к этому сводятся расчеты русских. Так ведь?
– Вы хотите, чтобы я был в такой же мере откровенен, как и вы? – усмехнулся Белодед.
Но Рицлер точно не услышал в словах Петра иронии – не в интересах немца было обнаруживать ее.
– Да, разумеется, – подхватил Рицлер. – Кстати, не скрою, что у нас главенствует мнение, особенно среди военных: продолжать войну на Востоке до победы, полностью овладеть ситуацией и таким образом подготовиться к ключевому поединку на Западе. Все, кто держится иной точки зрения и стоит за договор с русскими, не могут не принимать в расчет доводы наших военных и согласятся на мир при одном условии: самом полном удовлетворении германских требований. Кстати, только так они могут заставить военных отказаться от идеи продолжать войну на Востоке, – лицо Рицлера стало влажным, ему нелегко дались эти несколько слов. – Как видите, мнения на мир с Россией у нас разделились, как, очевидно, и у вас?
Петр насторожился: чего ради Рицлер вдруг распахнулся перед ним?.. Неспроста же он прекратил исповедовать Петра и сам стал исповедоваться. Или он смилостивился над Белодедом и великодушно позволил ему встать на ноги! Петр тревожно затих; к черту дипломатию, если надо жертвовать своей первоприродой!.. Вот сейчас трахнуть кулачищем по столу так, чтобы вместе со старым фолиантом подпрыгнул и затрясся в предсмертном ознобе Рицлер.
– Вы хотите, чтобы и у нас было два мнения? – спросил Петр, не глядя на собеседника.
– А зачем мне хотеть? – произнес Рицлер и отодвинулся от стола. – Я знаю и так: два.
Петр шумно поднялся, задев коленом ломберный столик, книга в ветхой коже сползла со стола и шлепнулась на пол.
– А не полагаете ли вы. господин советник, что это частное дело России? – спросил Петр, тяжело дыша.
Рицлера будто кинуло в дальний угол комнаты.
– Да что вы, коллега? – произнес он громко, чтобы голос его был услышан за пределами библиотеки.
Их разделяло сейчас не больше трех шагов, на полу между ними лежала книга.
– Коллега! – почти выкрикнул Рицлер.
Петр ощутил движение ветра, который неожиданно ворвался в комнату. Он обернулся: в раскрытой двери стоял Лундберг.
– Погодите, да не дуэль ли это? – произнес Лундберг и быстро зашагал к середине комнаты, чтобы поднять книгу. – Я вижу, вы уже отсчитали шаги: тогда где же секунданты и пистолеты? Впрочем, я сейчас все устрою! Старые добрые мушкеты и в рыцарских замках хранились в библиотеке.
Он распахнул дверцы книжного шкафа и, к великому изумлению Петра, действительно извлек оттуда два старинных пистолета с длинными дулами и крупными взводными курками.
– Прошу вас, господа! Да и за секундантами дело не станет. Кстати, вот и господин Чичерин… Чью сторону вы примете? Вас смутила эта старая книга на полу? Так это же нейтральная зона! Мы отсчитали шаги и установили нейтральную зону. Сейчас прогремят выстрелы, и спор будет решен…
– Нейтральной зоны не существует даже здесь… – заметил Рицлер поспешно, он не мог скрыть своей радости по поводу столь своевременного появления Чичерина.