– Будем отслеживать по номеру комма?
Я покачал головой.
– А господин Дональдсон на месте? – спрашиваю я.
– О, да, он есть. Он всегда есть.
– Можем мы пообщаться с ним в вашей переговорной?
– Конечно, – с облегчением согласился секретарь.
– Зачем тебе этот… Дональдс?
– Он боится своего босса сильнее, чем тюрьмы, – я выбираю себе место так, чтобы с камеры слежения нельзя было разобрать мои слова по губам, и поворачиваю стул для Дональдса так, чтобы обезопасить и его. После чего включаю генератор и глушилку, чтобы создать белый шум на вероятных подслушивающих устройствах.
– Д-добрый ддд-день, – поздоровался наш старый знакомец, присаживаясь на самый край дорогого кресла. – А…г-го-сподина Д-думара нет.
– А мы в курсе, Стив, – киваю ему я. – Мы хотели поговорить именно с вами.
– С-со мной? – Дональдс сделал страшные глаза. – Но что я могу знать?
– Думаю, намного больше, чем вы сами считаете, – уверенно говорю я. – Во-первых, если босс спросит нас о чем мы разговаривали, в ваших интересах сказать, что мы снова обсуждали вопрос проведенной Вами трансзакции. Вы меня понимаете?
– Д-да, – он кивнул, испуганный, похожий на несчастную, очень запуганную и лысую мышь. Неужели денег на пересадку нет? Разве ценному бухгалтеру с доступом к совершенно деликатной информации не должны платить прямо так изрядно?
– Хорошо, Стив, – говорю я и самую малость касаюсь его псионического фона своим, чтобы успокоить. Он не врал мне раньше – только жутко боялся своего шефа, и вряд ли будет врать сейчас, главное – задать правильные вопросы. – Скажите мне, что Вы знаете о клубе «Ликомартис»?
– Это… это т-т-ам с-состоят все н-наши клиен-нты. И они н-на, – он проглотил последнюю букву, видимо, опасную для себя. – З-зарплатный к-клиент.
– Вы знаете учредителя и директора клуба, госпожу Шелассис?
– Л-лично, м-мало. С-совсем н-нет. Н-но я в-вижу все сч-чччч…
– Счета, – мягко говорю я. – Но кто она?
Стив упрямо посмотрел на меня, молча, и губы у него едва заметно подрагивали, вместе с кончиком носа.
– Г-господин Д-думар меня уволит.
– Он не узнает.
– Т-тут пр-пр…
– Я заглушил. Скажите мне, кто она?
– Его л-л…л-любовница.
Я торжествую внутри себя.
– То есть, если мы хотим ее найти, нам нужно искать Думара?
– Ск-скорее всего, – я вижу, что ему страшно, но, кажется, я и закон в моем лице его пугаем еще сильнее.
– Что вы можете сказать о деятельности клуба?
– Они н-ничего н-не д-делают, – почти неслышно ответил Стив после паузы. – Т-только вз-зносы пл-платят.
– Не переживайте, мы так и подозревали, – говорю я. – Вы просто подтвердили наши подозрения. Вы знаете, что связывает членов клуба?
– Есть с-слухи, – кротко сказал Стив, опуская глаза в стол. – К-кузен г-господина Д-думара – прокурор. М-мы п-пл-платили с-чччччета з-за банкеты. Якобы ббб-банка. Д-для н-него.
Это куда больше информации, чем я надеялся получить, и куда больше, чем Стиву стоило бы знать для собственной безопасности. И картинка, вроде бы, складывается, только вот к краже она в самом деле не имеет отношения.
– Спасибо, Стив, – говорю я. – Вы нам очень помогли. Мы постараемся не упоминать Ваше имя при предъявлении обвинений господину Думару, а Вы уж, пожалуйста, сами себя не подставляйте. Помните, мы говорили о том злополучном переводе.
– Д-да, к-конечно, – торопливо кивнул он. – С-сп-спасибо.
– А я всегда говорила, что нам ужасно нужен нормальный телепат в команду, чтобы проводить допросы эффективно, а не абы как, – безлично похвалила меня Дипика, когда мы, к огромной радости секретаря, покинули офис «Фаради».
– Хочешь сказать, Кин допрашивает хуже, чем я?
– Да. А я и вовсе в этом отношении кура. Или овца. Не то блею, не то кудахчу. А ты своим шаманским взглядом как посмотришь, так они все и готовенькие.
– Ты же знаешь, что без ордера нельзя лезть людям в головы.
– Я также знаю, что если ты «почуял крысу», то сделаешь это все равно. Это-то и круто.
– А вот то, что с этим можно попасться – не круто. Но я в самом деле стараюсь влезать по минимуму. И никогда не лезу к тем, кого нет оснований подозревать.
– Да ты у нас просто сокровище, – с ехидцей подтвердила Дип.
Я некоторое время перекладываю ее слова так и эдак, пытаясь понять, чего в них было больше – искренности или сарказма, но так и не прихожу ни к какому мнению, а в голову ей лезть в самом деле не собираюсь, хотя ее щиты я бы точно прошел. Это уж точно работа Кольбейна – Старик примерно так лепит всем, и меня так учил, так что я могу их разобрать даже не напрягаясь. Но я не хочу: во-первых, мораль, во-вторых, смысла нет, а в-третьих – так не интересно.
Заскучав, я возвращаюсь к делам Фонда. Хваленые вирусные ролики оказываются полным дерьмом, или просто это я ничего не понимаю в современном искусстве пиара. Практически все остальные данные – бухгалтерская скучища, проверенная нашими бравыми финансистами, уже просмотренная мной и практически полностью бессмысленная для меня. А вот медиа-план привлекает мое внимание, и я провожу некоторое время за сравнением данных, радуясь, что чувство задницы, кажется, меня не повело, и конкретно здесь зарыта какая-то жирная, жирная и изрядно подванивающая крыса, потому что медиапланы, выданные нам по запросу, и взятые с серверов Фонда отличаются друг от друга.
– Ну, вот, все примерно понятно, – радостно объявила Дип спустя некоторое время. Видимо, она тоже проводила время продуктивно.
– И что же тебе «все понятно»? – уточняю я, откладывая пока свои изыскания.
– Я пробила через Министерство соцразвития всех родственников нашего Думара, последовательно, и действительно обнаружила там одного прокурора. И, если подтянуть немного, можно прикинуть, как он мог повлиять на те дела, про которые мы знаем. Это дает нам достаточно простую схему. Все эти люди замешаны в разных криминальных делах – и мы даже можем теперь искать по членам клуба и их родне темные пятна и гарантированно найти! Вероятно, прокурор лично, или при посредничестве Думара, оказывал им соответствующую помощь. Влиянием, прямыми приказами или просьбами – без разницы. А эти люди, кому была нужна помощь, становились членами клуба и платили «длинный кредит» за это. Это дополнительно связывало их своего рода круговой порукой и наверняка позволило творить еще какие-то коррупционные дела. Классно. Все очень классно, и надо разматывать, только аккуратненько, потому что тут могут быть замешаны люди и покрупнее прокурора.
– Это дело для Кинслеера, – хмыкаю я. – И для управления по борьбе с коррупцией.
– Да, надо будет их всех порадовать. Но «Фаради» точно к кражам не имеет отношения, так что они идут в минус и в разработку на другие, более светлые времена. Ты, кстати, про «Соджорн» посмотрел?
– Нет, конечно, – отмахиваюсь я. – Я что, похож на юного аналитика УБР, чтобы бежать и делать, как только велели?
– Похож, – отрезала Дипика. – Иди и читай.
– А ты иди и проверяй, что там можно собрать по данным на заказы Коды и на заявки, которые можно за уши притянуть к банкам.
В пику ей, я вместо этого зарываюсь в документы, полученные с сетевых хранилищ «Детей науки», и сильно подозреваю, что она, в пику мне, тоже занялась чем-то совершенно противоположным. Впрочем, у нас тут столько всяких документов, счетов, отчетов и результатов проверок, что копошение в любом направлении будет серьезным подспорьем.
– Ту проблему, когда деньги пропали в пути и появились потом неизвестно откуда, решили, кстати?
– Нет, – отсутствующе ответила Дип – Вернее, не совсем. Там такое чувство, что деньги физически сняли и наличкой положили в другом месте. Вернее, там, в общем, в первом случае речь идет о выемке в драгметаллах по курсу. А там, где они появляются, они пришли из ломбарда, в виде стоимости заложенных драгоценностей. Этот ломбард пытаются вытрясти, конечно, а вот записей там, где была выемка средств, почему-то нет. У них там служба безопасности банка волосы на заднице рвет от ужаса, потому что кто-то просто взял и стер. С учетом того, что сделать это было у них особо некому, это либо внутренний саботаж, либо взлом и внешняя диверсия.