– Практически дипломировано злой, – с гордостью подтвердил Кин.
– Вообще-то, все супер-крупные переводы должны одобряться вручную. Но наш хакер хитрее этого, конечно же. Он разбил все суммы на не-одобряемые части и ссыпал их на этот счет с паузами, достаточными для того, чтобы скрипты безопасности не среагировали.
– Хитрый хрен, – прокомментировал Кин.
– И хорошо осведомленный, – я задумчиво чешу шрам на щеке. – То есть, получается, все переводы прошли автоматически, без какого-либо участия операторов.
– Почти, – Дип снова перегнулась вперед, обдавая меня сладким запахом ванильных духов, и вызвала файл со своего терминала на экран. – Вот, смотрите. Тут вообще очень интересная схема: вот это наши ограбленные банки, из них деньги уходят одним переводом резко и фьють, и уже на первой инстанции рассыпаются на мелкие суммы, которые отслеживать – весело, но муторно. Сейчас, собственно, за каждым кредом бегают и ищут, как что шло.
– А как мы поняли, что в итоге все ушло именно в Созвездие?
– По общей сумме. Она совпадает. Но, вообще-то, поймали по активности –совокупному объему переводов.
– То есть, это могли быть и не те же самые деньги, – делаю рискованное предложение я.
– Ну, щас, и откуда, простите, столько бабла еще могло было взяться? Вот так с куста по щелчку? Это пять миллиардов кредитов, Иль. Пять, мать его, миллиардов, это бюджет какой-нибудь чахлой планетки за год!
Я не убежден.
Я видел исчезновение в никуда и больших сумм. И их возникновение из ниоткуда, как по мановению фокусника, у каких-нибудь зажравшихся олигархов.
– Будет смешно, если это в самом деле другие деньги, а искомая сумма канула куда-то между пунктами А и Б.
– Оставим эту проверку на совести кибербезопасности, – отмахнулась Дип. – Вот тут, перед пунктом “Б”, есть тоже цепочка банков, которые совершали финальные операции. Их больше, как ты понимаешь, намного больше, чем исходно «бомбанутых». И вот тут есть некий банк «Фаради», где вполне легитимный на первый взгляд перевод на легитимную сумму сначала заблокировали, а потом одобрили. Хотелось бы знать, что там случилось.
– Слабая зацепка, – сетую я. – То есть, конечно, проверим, но… может лучше озадачиться вопросом все-таки проверки всего пути, и выяснить, что за счета, через которые проходили все эти операции? Не анонимные же они. Если они были взломаны, то кем, если они чьи-то, что чьи?
– Я понимаю твое желание сидеть на попе ровно, – сказал Кин. – Но я собираюсь проверить «Фаради». Ты со мной?
Я мысленно оцениваю ситуацию еще раз и киваю.
– Ладно. Все равно сейчас яйцо не высидим.
– Приличные мужики яйца не высиживают, – ввернула Дип. – Они их с гордостью носят!
На этот раз неприличный жест мы показали ей оба и разом, но она только захохотала в ответ.
И мы таки изображаем приличных мужиков – с гордостью несем обозначенные части тела на дальнейшее задание.
– Во всем этом деле есть что-то непередаваемо дурацкое, – делюсь своими ощущениями я, пока мы едем во флаере с автопилотом до банка «Фаради». Ехать далеко – это от нас край географии, но недостаточно крайний, чтобы прибегать к скоростному транспорту.
– Во всех преступлениях есть что-то непередаваемо дурацкое, – пожал плечами Кин. Он повертел в руках электронную сигарету, но зажигать не стал. Сигарета обычно помогает ему чувствовать себя лучше во флаере, который он переносит плохо. Кроме того, без сигареты образ крутого и загадочного детектива не складывается. Впрочем, у Кина такой экзотичный вид, что за детектива он не сойдет даже с сигаретой. Хорошо, что по новостным репортажам о работе Управления его знает почти каждая собака, иначе замаялись бы каждый раз доказывать, что этот пацан с кудрями, щеголеватыми усами и в желтом пиджаке с блестящей нитью – взрослый дядя и руководитель важной государственной конторы.
– Да кури ты уже, – разрешаю ему я, и Кин, прикурив, некоторое время молча пялился в пространство.
Стариковская, немодная, несколько неприличная привычка – но Кин, кажется, не в силах от нее полностью отказаться, хоть и стесняется курить при большинстве знакомых. И особенно – при Дипике.
– Ну, и что тебе не нравится, Мистер Тонко Чувствующая Задница?
– Нет, я Мистер Тонко Чувствующий Задницу, ты путаешь, – не соглашаюсь я. – Я, в общем-то, просто не понимаю, зачем и почему кража была именно такой. Я думаю, если бы наш крутой и хитрый кулхацкер захотел, мы бы ни за что не поняли, что деньги вообще куда-то слились. Это обнаружилось бы слишком поздно. Но нет – такой резонанс, куча самых крутых банков, все просто как фейерверк. Ну, как будто это специально было так сделано.
– Может, он просто любитель театральных эффектов? – предположил Кин, отряхивая невидимую пылинку со своего невероятного пиджака.
– Прямо как ты?
– Нет, я не тяну. Я люблю только театральные костюмы, – пояснил он. – Но, Иль, может он и не так умен. Или очень хотел, чтобы все видели, что он сделал. Такая, знаешь, жажда признания. Он заставил в истерике бегать кучу людей – чем не достижение?
– Не знаю. Мне все равно это кажется каким-то слишком вычурным. Словно он не деньги пытался стащить, а что-то сказать. Но, как бы, заявления то не последовало, если это такой… финансовый терроризм.
– Или он считает, что все сказал своими действиями, – Кин нахмурился и отвернулся в окно.
– Вот только что.
– Понятия не имею. Но мы узнаем, конечно же. У нас не так много было неудачных дел, а с тех пор, как нам добавили одного скучающего консультанта, так и вовсе стали отличники.
Моя очередь хмуриться.
– Рассуждая логически, о чем это все может быть, кроме как о попытке свистнуть пять сраных ярдов кредов?
– Политическое заявление, – лениво предположил Кин. – Месть?
– Кому, Альянсу?
– Или кому-то, чьи это деньги? Владельцам банков, может быть?
– Их что-то может связывать?
– Банковских бонз ВСЕГДА что-то связывает, – фыркнул Кин. – Но давай проверим простые вещи.
Следующие полчаса мы колупались в мобильных терминалах, рыская насчет информации о владельцах банков, но достаточно безрезультатно. Конечно, часть из них была вместе там и сям, и может, там есть какой-то заговор или сговор, но это явно лежит под основным пластом информации.
– Думаешь, стоит поговорить с ними? Со всеми.
– Мы запаримся их допрашивать, особенно с учетом того, что они наверняка будут врать.
– Мы можем допрашивать их так, что я буду наблюдать, – предлагаю я. Псионическое вмешательство в этой ситуации незаконно, и, скорее всего, те из них, кто не телепат, таскают с собой мобильный живой щит в лице достаточно ушлого псионика, но мне уже лет семь как такие вещи мешают не очень.
– Я подкину проверку финансистам, может, найдут какой-нибудь сговор, анализируя финансовые показатели. И, если упремся, будем допрашивать всех поголовно.
– Кто поднял тревогу-то? Первым.
Кин открыл материалы дела, полистал туда и сюда, выругался вполголоса, отправил мне доступ к ним.
– Сам ищи, – любезно предложил он. – Меня от экрана уже тошнит.
– «Кушайте сами», – ехидничаю я, зарываясь в предоставленные мне файлы.
Впрочем, ничего интересного: тревогу поднял один из крупных клиентов «Банка Легатов», который обнаружил оскудение своего счета – не прошел зарплатный платеж.
Я поизучал этих «Соджорн» с лупой и микроскопом, но они не показались подозрительными ни мне, ни моей «тонко чувствующей заднице». Проще говоря, интуиция молчит намертво.
– «Соджорн» поднял тревогу. Кто-то их проверяет, кстати?
– Наверное, – отозвался Кин. Он закрыл глаза, откинулся на сиденье и даже рукой прикрыл лицо, видимо, ему в самом деле было не очень. Я мельком думаю предложить ему помощь псионика, чтобы облегчить тошноту, но передумываю.
Пусть страдает, это полезно.
Вместо этого я отправляю Дип сообщение про «Соджорн», и она прислала мне в ответ блюющий смайлик.
«Это портрет твоего любимого шефа сейчас», – радостно отвечаю ей я.