– Да, Аспен ушел, сук, поймали его. Тут один выход не перекрыт, и он там, сукан, засел.
– Броня есть? Полная броня у кого?
– Да ни у кого. Шлем есть?
Это будет забавно. Я устраиваюсь поудобней, не опуская бластер и сосредотачиваюсь, собирая ментальные силы для удара, но мне, конечно же, мешают.
– Кинслеер. Штурм, – внезапно отобразилось на комме.
Вдали поднялся шум, суматоха, возня, истерические вопли, и мне навстречу из двери все-таки вывалился парень в полной защите. Я с удовольствием вываливаю на него ментальный заряд, приготовленный для отключения всей толпы под дверями, и он упал, как подкошенный, а следующих за ним зайцев-попрыгайцев в кусках брони я снимаю уже как получается.
Это знакомый хаос: пахло паленой плотью и расплавленным пластиком, орали и стонали подранки, и примерно в эпицентре всего этого, за сбором чужого оружия, меня и застал ворвавшийся очень даже вскоре спецназ.
– В порядке? – уточнил их лидер.
– Да. Кин поймал ту женщину?
– Да. Сказал, что она, наверное, и есть Саммерсет.
Я воздерживаюсь от комментариев – скорее всего, «Саммерсетов» просто-напросто несколько, но с нас довольно и одного, главное, чтобы она могла сдать поставщика. Причем, достаточно только возможности – без желания можно и обойтись в таком случае. Скорее всего, ради такой ситуации Кольбейн плюнет на большую часть моральных норм и расчекрыжит ей мозги лично. Хорошо, если не пообедает ими.
Как ни странно (или совсем не странно, потому что я молодец), но мой тщательно проконтролированный взрыв ничуть не повредил остальное здание. Оно даже не сильно осыпается, и по залу не боязно идти (если, конечно, не обращать внимание на трупы и раненых, вокруг которых уже бегают полевые медики).
А на улице уже стемнело, и Кин с энтузиазмом сдирал с себя броник, пока кто-то из штурмового отряда вежливо придерживал на всякий случай его пленницу за наручники, чтобы не утекла в неизвестном направлении.
В общем-то, кажется, все у нас получилось. Или почти.
Глава 9. Straight on
Я успеваю появиться в Управлении до того, как там начинается самое интересное. Собственно, я даже встаю на полчаса раньше исключительно ради этого. Какое только насилие над личностью не претерпишь ради интересных событий! Собственно, дверь в пространство, отведенное для Управления распахнулась прямо у меня перед лицом и навстречу мне вылетели сразу оба – и Дип, и Кин.
– Пойдем, пойдем, Старик пошел сам допрашивать наших, – Дип даже схватила меня за что поймала – за волосы и шарф – и потянула за собой так, что гравикресло повернулось вокруг своей оси.
– Да согласен, согласен, не тащи, – хихикаю я. – Что, прямо с утра в гуще событий?
– Ну так! Старик вчера просмотрел наши недоотчеты, обрадовался и еле дождался утра, чтобы самому постращать преступников. По-моему, если бы ему позволили, он бы сам бегал по задержаниям, и срать он хотел на свой почтенный возраст.
Я все еще смеюсь, отчетливо представляя себе Старика в его регалиях адмирала, с Кином на прицепе, лезущего допрашивать мелких жуликов.
– Он что, разрешил нам присутствовать?
– Конечно, нет! Но мы посмотрим из обсервации.
– Потому что не запрещали, – пояснил Кин. Он выглядел достаточно довольным – видимо, первоначальные допросы нашей вчерашней добычи не способствовали развалу дела, а наоборот. – Заходите, – он открыл дверь своей ИД, пропуская нас, и за бронебойным стеклом мы тут же увидели Кольбейна, расхаживающего по комнате допросов, как тигр вокруг жертвы, и его крайне спокойного адъютанта за столом напротив допрашиваемого.
Кольбейн – впечатляющий старикан. Думаю, мое поколение таких монстров уже не произвело, они остались там, 150-200 лет назад, когда появились все эти титаны, на чьих плечах стоит сейчас Альянс, Созвездие, да и СОНМ тоже. Мы все пожиже и труба пониже, а вот эти – да. В общем, если бы это вокруг меня там расхаживал Старик, я бы точно все рассказал, и еще и приврал бы про то, что он хочет услышать.
Кин удобно устроился в кресле и включил звук.
– Имя! – рявкнул Кольбейн своим знаменитым телепатическим басом. Он обычно орал с шикарным псионическим резонансом, что позволяло унижать людей в два раза эффективней. Изначально эта привычка имела своим происхождением корабли с плохой звукоизоляцией, когда надо было доораться до нужного человека в интерком или через зал, но на почти-гражданке она превратилась в замечательный инструмент запугивания.
– Шотт, – едва слышно по сравнению с ним ответила его несчастная жертва. – Юргенс Шотт.
– Место работы?
– Таможенная служба КПорт-3. Старший инспектор.
– Тут в протоколе сказано, что ты, господин, наркотики в Альянс провозить помогал, так?
– Я помогал кициллосам избежать длительных проверок. Я понятия не имел, что они носят в своих мешках для коллекций наркотики!
– Ах, не имел понятия? – Кольбейн оперся своими ручищами о стол, наклоняя седую кудлатую голову. – А предполагал?
– Немного, – сглотнул Шотт.
– И в чем же был фокус с кициллосами? Что как там работает?
– Они могут внутри себя носить свои ценности. В мешке. Но это у них чувствительная тема. Ко мне пришел кициллос из, – он снова нервно сглотнул. – Фонда «Дети Науки». Лсинн. И попросил, чтобы я помогал им проходить быстрее, потому что они стесняются, когда их застают во время отрыгивания из мешков. А они долго не могут там ничего носить, и могут начать выплевывать прямо посреди досмотра.
– А этих спр… – Кольбейн осекся, вспоминая о записи и срочно заменил слово. – Этих ксеносов велено долго мариновать, потому что на просвет их не просветишь, так? Только ждать, пока выплюнут все.
– Да, – несчастным голосом ответил Шотт.
– И как тебе платили?
– На счет в Созвездии. У меня там счет.
– Так и запиши, – кивнул Кольбейн своему помощнику. – Нарушение постановления о гражданской государственной службе в Альянсе. Пункт… какой-то там, сообрази сам. И следующего мне.
– А я? – судорожно уточнил Шотт. – А со мной что?
– Присядешь, – с удовольствием пообещал Кольбейн. – Радуйся, что живой.
Адъютант, демонстрируя армейскую выправку, закрыл свои записи, аккуратно помог Шотту подняться и под локоток вывел его прочь.
Кольбейн повернулся к разделяющему нас стеклу, завел руки за спину и покачался с носка на пятку и обратно. Можно было подумать, что он любуется своим отражением, но я-то знаю лучше.
Включаю интеркомм.
– Добрый день, сэр.
– И тебе поздорову, сынок, – отозвался он. Мы ему все «сынки», когда он нами доволен, и «козодои сраные» – когда нет. – Кинслеер тоже там?
– Да.
– И девочка?
– И девочка.
– Хорошо, – прокомментировал он и обернулся на дверь. Там появилась наша вторая добыча – вчерашняя шустрая дамочка.
– Мадам, – залихватски поприветствовал ее Старик, когда она совсем не грациозно плюхнулась на стул. Адъютант невозмутимо занял свое прежнее место снова. – Кто Вы будете, мадам?
– Чтоб я тебе еще что сказала, старик, – отозвалась она злобно. Зря, зря.
– Вы раните мое сердце, мадам. Но директива 22 предполагает, что в случае достаточных косвенных доказательств я мог совершить вторжение в вашу премилую голову и без решения суда.
И – нет, он не запугивал. Он просто безо всякого перехода и дальнейших предостережений впился в ее сознание своим, и даже я морщусь от неприятных ощущений, которые это породило вокруг. Вообще-то это считается экстракцией воспоминаний, и, да, теоретически разрешено к применению при допросах. Но когда подготовленный 1-х делает это над человеком с щитами, это больше похоже на пытку.
Женщина, кажется, орала, но нам ничего не слышно, потому что Старик не иначе как выключил ей и звук, и контроль над телом.
Дипика вздрогнула и поморщилась, и Кин уставился куда-то в угол, и только я жду продолжения, не отводя глаз.
– Мадам, – повторил Кольбейн, пока она судорожно и громко хватала ртом воздух, выпучивая налитые кровью глаза. – Повторите, пожалуйста, вслух, кто Вы такая.