– Это Ник Коновер.
– А, Ник! Куда вы подевались? Улизнули куда-то потихоньку, я даже не смог с вами попрощаться.
– Вы хотите, чтобы я оставил пост директора «Стрэттона»?
– Почему вы так думаете? – секунду поколебавшись, спросил Мьюлдар.
– Из-за того, что произошло на совете. Не предупредив меня, вы ввели в его состав Скотта Макнелли и совершенно незнакомого мне нового человека, который вполне может метить на мое место. Потом эти ежемесячные заседания, еженедельные отчеты… Да еще запретили мне распоряжаться моими же собственными сотрудниками! Неужели вы принимаете меня за идиота!
– Конечно же нет. Вы не идиот и прекрасно понимаете, что, если бы мы хотели вас убрать, мы бы без колебаний это сделали.
– Выплатив мне при этом круглую сумму.
– Для компании «Фэрфилд партнерс» эта сумма не так уж и велика.
– Готовы вот так запросто расстаться с пятью миллионами долларов?
– Все эти разговоры беспочвенны. Мы просто захотели усилить совет директоров. Вот и все.
– Если вам не нравится, как я управляю «Стрэттоном», так прямо и скажите!
Мьюлдар что-то ответил, но связь ухудшилась, и Ник расслышал только слово «мешать».
– Что? – спросил он. – Я не расслышал. Повторите.
– Я сказал, что нам будет нравиться, как вы управляете «Стрэттоном», если вы не будете нам мешать.
– В каком смысле – мешать?
– Не перечьте нам, Ник, и все будет в порядке. Мы должны быть уверены в том, что вы с нами заодно.
– Я и так с вами, – сказал Ник, стараясь, чтобы эти слова прозвучали двусмысленно и со скрытой угрозой.
– Ну вот и отлично, – проговорил Мьюлдар, и его голос снова стал пропадать.
– Что? – спросил Ник.
– Ничего! Вижу, в вашей деревне не существует ретрансляторов. Я вас тоже почти не слышу. Так что давайте прощаться…
В этот момент сигнал пропал окончательно.
Некоторое время Ник вертел в руках чек, выписанный бухгалтерией «Стрэттона» на имя Кэсси Стадлер. По закону, уволившийся по собственному желанию Эндрю Стадлер не имел права на выходное пособие. Однако неизвестно еще, какое решение будет вынесено, если Кэсси Стадлер придет в голову обратиться в суд с требованием возмещения морального ущерба! Лучше заранее сделать так, чтобы это не пришло ей в голову, а то, поскупившись сейчас, в будущем можно потерять гораздо больше! Надо показать ей, что фирма, уволившая ее отца, готова идти ради его дочери на большие жертвы. Ни в коем случае нельзя допустить того, чтобы Кэсси Стадлер обратилась в суд!..
При этом Ник вспомнил слова негритянки-детектива: «Каждого из нас кто-то любит». Пусть Эндрю Стадлер был сумасшедшим, не отдававшим себе отчета в собственных поступках, а дочь все равно его любила.
– Позвоните Кэсси Стадлер, – попросил свою секретаршу Ник, – и скажите ей, что у меня кое что для нее есть. И спросите, куда мне к ней можно подъехать.
3
Сержант Джек Нойс вызвал Одри в свой огороженный стеклянными стенами кабинет, не превосходивший размерами ее собственную кабинку. Однако в отличие от кабинки Одри, кабинет Нойса мог похвастаться дорогой на вид аудиосистемой с огромными колонками, а также современным DVD-плейером. Нойс любил музыку и свою аппаратуру. Одри часто видела его с наушниками на голове. А иногда Нойс раскачивался в такт музыке из колонок, плотно закрыв дверь к себе в кабинет.
В качестве начальника отдела по расследованию особо опасных преступлений Нойс имел целый ряд административных обязанностей. При этом ему нужно было следить за работой полутора десятков подчиненных и посещать множество совещаний у начальства. Судя по всему, Нойс мог позволить себе расслабиться только под звуки своего любимого джаза. Вот и сейчас в его кабинете раздавались прекрасные и грустные звуки фортепиано.
– Ну и как тебе работается с Багби? – спросил Нойс, с сочувствием глядя на Одри сквозь очки в толстой оправе.
– Нормально.
– Ты ничего от меня не скрываешь?
– Нет, – усмехнулась она. – Если что, я б сказала. Но Багби, кажется, сам устал от своих дурацких штучек.
– Может, он начал тебя уважать?
– Вы его переоцениваете, – рассмеялась Одри.
– Но ведь ты же веришь в то, что человек может очиститься от скверны греха и восстать из мрака заблуждений… Впрочем, я позвал тебя не за этим. Вы ходили на «Стрэттон»?
– Неужели вам доложил об этом сам Багби?
– Нет, мне позвонил их начальник службы безопасности.
– Эдвард Ринальди?
– Да. Сначала ты ходила к нему, а потом вы оба ходили к Николасу Коноверу.
– А зачем вам звонил Ринальди?
– Он жаловался на то, что вы явились к директору его компании без предупреждения, словно намеревались его арестовать.
– Это я решила его не предупреждать, – нахмурилась Одри. – Я не хотела, чтобы Коновер заранее обдумал свои ответы и они обо всем договорились.
– О ком это ты? – сняв очки, Нойс стал тщательно протирать стекла мягкой салфеточкой.
– О Коновере и Ринальди. Дело в том, что после разговора с Ринальди у меня осталось странное впечатление. Сама не знаю почему.
– Так бывает, – кивнул Нойс. – Это интуиция.
– Ну да.
– Впрочем, в девяти случаях из десяти она подводит, – невесело усмехнулся Нойс.
– И все-таки я не хотела, чтобы Ринальди с Коновером успели согласовать свои показания.
– И для этого ты устроила засаду на директора корпорации «Стрэттон» у дверей зала для заседаний совета директоров?
– Я же говорю, что им нельзя было дать договориться.
– Я что-то не понял. Ты что, считаешь, что директор «Стрэттона» причастен к убийству Стадлера?
– Я так не говорила, – покачала головой Одри. – Но какая-то связь все-таки может существовать. За пару дней до убийства Стадлера дома у Коновера произошел неприятный случай. Кто-то убил его собаку и бросил ее труп в бассейн.
– Ого! – воскликнул Нойс. – Это был Стадлер?
– Пока неизвестно. Но дома у Коновера и до этого происходили странные вещи. С тех пор как он год назад переехал в новый дом, к нему несколько раз кто-то залезал. Злоумышленник ничего не брал, никого не трогал, а только писал надписи на стенках. О каждом случае ставили в известность нашу дежурную часть, но ничего не предпринималось. Насколько я знаю, никто даже не искал отпечатков пальцев на ноже, которым зарезали собаку. Судя по всему, к Николасу Коноверу теперь такое отношение, что никто не желает ради него ударить палец о палец.
– Скорее всего, ты права, но все-таки так нельзя.
– Может быть… Так вот, незадолго до гибели Стадлера Ринальди звонил к нам в дежурную часть, чтобы узнать, есть ли у них что-нибудь на него.
– Ну и что ему сказали?
– Много лет назад Стадлер был задержан в связи с гибелью семьи, проживавшей с ним по соседству, но в конечном итоге никаких обвинений против него выдвинуто не было.
– А почему Ринальди заинтересовался Эндрю Стадлером?
– Ринальди объяснил мне, что выделил его в списке уволенных сотрудников «Стрэттона», – всего пять тысяч человек! – где искал тех, кто может быть склонен к насилию.
– И что, Стадлер был к нему склонен?
– Ринальди дал уклончивый ответ на этот вопрос. Потом я разговаривала с начальником цеха, где раньше работал Стадлер, который сказал, что тот был тише воды, ниже травы. Однако, когда речь зашла о возможном сокращении, Стадлер так разозлился, что тут же уволился по собственному желанию и поэтому потерял крупное выходное пособие. Кроме того, Ринальди узнал, что Стадлер страдал психическими расстройствами.
– Значит, Ринальди подумал, что это Стадлер лазал в дом к Коноверу?
– Ринальди это отрицает, но мне кажется, что именно так он и подумал.
– Выходит, по-твоему, Коновер или Ринальди как-то причастны к убийству Стадлера?
– Я не знаю, но этот Ринальди какой-то странный.
– Я с ним знаком.
– Мне он намекнул, что вы с ним вообще чуть ли не друзья.