Когда Ник учился в школе, он очень редко бывал в кабинете у директора и теперь с интересом разглядывал новые тяжелые шторы и красивый ковер на полу, а также украшавшие стены фотографии любимцев Джерома Сандквиста – прославленных теннисистов. Джером Сандквист не очень изменился. Теперь он был не молодым учителем, а директором школы и читал мораль, пожалуй, чаще, чем раньше, но от директора школы другого ожидать и не приходилось.
Сандквист вышел из-за стола и церемонно пожал Нику руку. После этого они уселись в мягкие кресла у стены. Сандквист покосился на лежащую у него на письменном столе бумагу, он явно знал наизусть ее содержание.
– Красиво у вас тут стало, – сказал Ник.
– Вы имеете в виду школу или мой кабинет?
– И то и другое.
– Нам помогают родители, сами когда-то ходившие в эту школу, а их немало. Процветание родителей – залог процветания школы. Надеюсь, ваши нынешние трудности скоро будут преодолены. Не сомневаюсь, что в этой связи у вас самого сейчас много проблем.
Ник пожал плечами.
– Насколько я помню, вы хорошо учились, – сказал Сандквист.
– По мере способностей.
– Скажем, вы неплохо учились, – усмехнувшись, сказал Сандквист. – По-моему, я так и не сумел привить вам любовь к алгебре и началам анализа. Вас больше интересовало практическое применение геометрии на хоккейном поле в плане подходящего угла броска шайбы в ворота между ног вратаря… Впрочем, экзамены вы всегда сдавали успешно. Еще помню, что вас обожали все девочки. Еще бы – высокий, голубоглазый, дважды вывел хоккейную команду нашей школы в полуфинал.
– Один раз в полуфинал, а второй – в финал.
– Да? В любом случае с тех пор таких успехов нам добиться больше не удавалось.
– Может, вам поискать нового тренера?
– Вроде бы наш новый тренер неплох. Как бы то ни было, он зарабатывает больше, чем я. И вообще трудно сказать, когда виноват тренер, а когда – игроки… Впрочем, вы занятой человек, так что давайте перейдем к делу.
– У Люка сейчас много проблем, – невольно стараясь защитить своего сына, начал Ник. – Я это понимаю и стараюсь сделать для него все, что в моих силах.
– Разумеется, – с некоторым сомнением в голосе произнес Сандквист. – Вам известно, что вашему сыну три дня запрещено появляться в школе? Дело в том, что его поймали с зажженной сигаретой во рту.
– Помню, раньше у вас была курилка.
– Больше курилки нет. В школе и на школьной территории курение категорически запрещено. Это известно всем.
– Разумеется, я против того, чтобы Лукас курил, – вставил Ник.
– Если его поймают еще раз, он будет исключен из школы.
– Но он же еще ребенок! И недавно у него погибла мать.
– Насколько хорошо вы знаете своего сына? – пристально взглянув на Ника, спросил Сандквист.
– В каком смысле – «насколько хорошо»? Это же мой сын! Кто может знать его лучше меня?!
– Я не хочу нагнетать страсти, но и сидеть со сложенными руками мы тоже не будем. Сегодня я разговаривал с нашим школьным психиатром. С его точки зрения, здесь дело не только в табаке. В этой связи вы должны знать, что мы имеем право обыскать шкафчик вашего сына и сделать это без предупреждения и в присутствии полиции.
– При чем тут полиция?
– Если мы найдем наркотики, полиция заведет на вашего сына уголовное дело. Нынче такой порядок. Я считал своим долгом предупредить вас об этом. Наш психиатр очень озабочен Лукасом. У него больше проблем, чем вам кажется, и не знаю, отдаете ли вы себе отчет в том, что ваш сын совсем не похож на вас.
– Не каждому же быть хоккеистом!
– Я не об этом, – сказал Сандквист, но не стал вдаваться в подробности и еще раз покосился на бумагу у себя на столе. – Кроме того, у Лукаса резко понизилась успеваемость. Раньше он учился только на отлично, а сейчас его учеба ни в какие рамки не лезет. Он же ничего не учит. Вы понимаете, что из этого вытекает?
– Понимаю, – сказал Ник. – Ему надо помочь.
– Правильно, – поджав губы, пробормотал Сандквист. – И мы ему помогаем.
У Ника сложилось впечатление, что директор школы оценивает его отцовские способности и уже занес перо над журналом, чтобы влепить туда неуд.
– Не понимаю, что это за помощь, не пускать мальчика в школу или вообще исключать его из нее, – сказал Ник и тут же задумался над тем, сколько раз такие слова уже звучали в этом кабинете.
– У нас такие правила, – сказал Сандквист и, прищурившись, откинулся на спинку кресла. – В нашей школе учится полторы тысячи детей, и мы должны защищать их интересы.
Ник набрал побольше воздуха в грудь.
– Смерть матери оказалась для Люка страшным ударом. Я понимаю, что ему сейчас очень тяжело, и всеми силами стараюсь ему помочь, но у меня складывается впечатление, что он связался с компанией, которая на него плохо влияет.
– Можно смотреть на этот вопрос с такого бока, – с каменным лицом заявил Сандквист, – а можно и с другого.
– В каком смысле? – пробормотал Ник.
– А в том, что это ваш сын может дурно влиять на других детей.
– Люк?
– Что? – Люк ответил немедленно, потому что Ник пригрозил сыну отобрать у него мобильный телефон, если он не будет отвечать на звонки отца.
– Где ты?
– Дома. А что?
– Что у тебя произошло в школе?
– О чем ты?
– О чем я? Догадайся. Меня вызвал к себе ваш директор.
– Ну и что он тебе сказал?
– Не валяй дурака! – Ник старался не заводиться, но разговоры с сыном все больше и больше напоминали ему попытки тушения пожара бензином из канистры. – Ты курил, и тебя поймали. И не важно, что я сам думаю о курении, важно, что об этом думают в школе, а тебя исключили из нее на три дня.
– Ну и что! Подумаешь!
– Как это «подумаешь»?!
– А вот так! – чуть дрогнувшим голосом заявил Лукас. – Дерьмо собачье эта ваша школа!
В этот момент на дисплее мобильного телефона у Ника появилось текстовое сообщение от секретарши: «Начинается заседание компенсационной комиссии. Не забыли?»
– Люк, я очень на тебя рассердился, – сказал Ник. – Мы с тобой еще об этом поговорим!
С этими словами Ник серьезно задумался о том, какой может быть прок от всех этих разговоров.
– И вот еще что, Люк!..
Но Люк уже выключил телефон.
14
Не успела Одри устроиться у себя за письменным столом, как к ней тут же подошел Багби. В одной руке у него была чашка с кофе, а в другой – пачка каких-то бумаг. Вид у него был вполне довольный.
– Ну что? – спросил он. – В психушке тебе, конечно, тут же выложили всю подноготную этого психа? Или как?
Теперь Одри поняла, чем Багби доволен. Он злорадствовал. Всем своим видом он показывал Одри, что заранее знал о том, что в больнице ей ничего не скажут, и нечего тратить на это время. Латона точно так же смотрела на своих мальчишек, когда их непослушание влекло за собой наказание.
– Врач рассказал мне много ценного о связи шизофрении и насилия, – ответила Одри.
– Все это ты прочла бы в любом учебнике… А о Стадлере он, конечно, отказался говорить? Мол, врачебная тайна и все такое прочее?
– Наверняка можно каким-то другим способом докопаться до результатов лечения Стадлера! – Одри просто не могла заставить себя признаться Рою Багби в том, что на этот раз он прав.
– А что бы сделал на твоем месте Иисус Христос, Одри? Попытался бы получить ордер на обыск?
Игнорируя шуточку Багби, Одри ответила:
– От ордера на обыск будет мало прока. Ну узнаем мы, когда его госпитализировали, когда выписали. Его медицинскую карту нам все равно не покажут…
– Кстати, об ордерах! – Багби помахал перед носом у Одри бумагами, которые держал в руке. – Почему ты не сказала мне о том, что затребовала списки телефонных звонков начальника службы безопасности «Стрэттона»?