Ник подъехал к своему дому и обнаружил там множество полицейских машин: патрульные автомобили, полицейский микроавтобус, какой-то фургончик и несколько гражданских машин. Вот тебе и «деликатная работа»!
Полицейским не нужно было включать сирены. Любой и так с первого взгляда понял бы, что тут происходит. К счастью, из-за деревьев машины не были видны соседям, но вряд ли их колонна прошла незамеченной у ворот.
Было почти пять часов. Детектив Раймс уже ждала Ника на крыльце. На ней был строгий костюм персикового цвета.
Заглушив двигатель своего автомобиля, Ник некоторое время сидел в тишине, понимая, что, выйдя из машины, он окунется в новую жизнь, в которой уже ничего не будет, как раньше. Двигатель машины Ника остывал и тихо пощелкивал. Солнце клонилось к закату и купало землю в своих темно-янтарных лучах, деревья отбрасывали длинные тени, на небе начинали сгущаться тучи.
Ник заметил, что зеленая лужайка напротив окон его кабинета уже стала ареной активной деятельности. Мужчина и женщина – наверняка технические эксперты из полиции – ползали по ней на четвереньках, как пасущиеся овцы, явно что-то разыскивая. На невысокой женщине была джинсовая рубашка, а ее необъятная задница была обтянута новехонькими на вид темно-синими джинсами. Мужчина, наоборот, был высокий, с длинными руками и ногами. На носу у него были очки с толстыми стеклами, а на шее болтался фотоаппарат.
Ник не спал. Его ночной кошмар ожил. При этом Нику было не понять, откуда полиция знает, что искать нужно именно рядом с его кабинетом.
Стараясь унять бешено стучащее сердце, Ник пытался дышать как можно ровнее и думать о чем-нибудь постороннем. Он вспоминал, как они с Лаурой семнадцать лет назад, еще до рождения детей ездили на Гавайские острова. Теперь Нику казалось, что это происходило в какой-то другой жизни. Он вспомнил похожий на идеальный полумесяц белый песчаный пляж в защищенной от ветра бухте, невероятно синюю кристально чистую воду и шуршащие листья кокосовых пальм. В те времена он ни о чем не тревожился и ощущал глубокий внутренний покой. Лаура держала его за руку, а гавайское солнце грело ему душу.
Заметив, что Ник не выходит из машины, детектив Раймс явно удивилась, но, кажется, не могла решить, что делать дальше – ждать его или идти к нему.
Ник догадался, что полицейские ищут стреляные гильзы.
Но ведь Эдди их подобрал!
В ночь убийства Ник ничего не соображал. Эдди спросил его, сколько раз он стрелял, и Ник ответил – два.
А вдруг на самом деле он стрелял три раза?
Эдди подобрал две гильзы, потому что не знал о третьем выстреле!
Сколько же их было? Два или три?
Если – три, сейчас третью гильзу найдет очкастый техник с фотоаппаратом или толстозадая женщина.
Лужайку никто не подстригал, потому что трава только появилась. Вертлявый парень, засеявший Нику лужайку, велел ему подождать три-четыре недели до первого покоса. Поэтому третья гильза не могла пасть жертвой стальных лезвий газонокосилки и, возможно, спокойно поблескивала сейчас в лучах вечернего солнца в ожидании цепких пальцев в резиновых перчатках…
Наконец Ник взял себя в руки, в последний раз перевел дух и вылез из машины.
– Прошу прощения за такое вторжение, – с неподдельно удрученным видом сказала детектив Раймс. – Большое спасибо за то, что разрешили нам тут поискать. Этим вы очень помогли следствию.
– Не стоит извиняться, – ответил Ник, удивляясь тому, что негритянка из полиции по-прежнему притворяется. Ведь он не сомневался в том, что она подозревает его в убийстве.
Над домом кружилась и каркала большая ворона.
– Я знаю, что у вас очень много работы…
– И у вас тоже много работы. Все мы – занятые люди, но я решил, что так будет лучше… – лишь произнеся последние слова, Ник понял, как двусмысленно они звучат, и у него пересохло во рту. Он судорожно сглотнул и испугался, что его волнение слишком заметно.
– Еще раз благодарю вас.
– А где ваш обаятельный напарник?
– Сегодня он занят.
В этот момент к ним подошел очкастый мужчина с фотоаппаратом. Он что-то держал в пинцете.
У Ника все поплыло перед глазами, и он с трудом разглядел, что в пинцете бурый сигаретный окурок.
Детектив Раймс молча кивнула, окурок оказался в бумажном пакете для улик, а Ник судорожно думал.
Стадлер курил? Или на лужайке курили ремонтировавшие кухню рабочие, которым запретили курить внутри дома?
Перед тем как лужайку засеяли, Ник уже находил окурки «Мальборо» на земле вокруг дома и собирался сделать замечание рабочим, не удосужившимся найти для пепельницы какую-нибудь банку. Это произошло еще тогда, когда он мог переживать из-за окурков на лужайке…
Детектив Раймс как ни в чем не бывало продолжала разговор:
– Надеюсь, вы не против того, что мы начали поиски вокруг дома до вашего приезда. Домработница не пустила нас внутрь в ваше отсутствие, а нам не хотелось терять время попусту.
– Я не против, – сказал Ник и отметил, что детектив Раймс говорит очень отчетливо, произнося каждое слово медленно и нарочито правильно. В такой манере речи было что-то холодное и официальное, не очень сочетавшееся со скромностью, сдержанностью, вежливостью и предупредительностью этой женщины. Обычно Ник гордился тем, что видит людей насквозь, но детектив Раймс оставалась для него загадкой. Накануне он пытался ее очаровать, но у него явно ничего не вышло.
– Нам придется вас дактилоскопировать.
– Пожалуйста.
– Нам также нужны отпечатки пальцев всех, кто проживает в этом доме – вашей домработницы, ваших детей…
– Детей? Это что, так необходимо?
– Если мы найдем в доме чужие отпечатки, мы должны понимать, что они принадлежат вашим детям.
– Вряд ли детям это очень понравится.
– Понравится, вот увидите, – с милой улыбкой возразила детектив Раймс. – Они примут это за забавную игру.
Ник пожал плечами. Они с детективом прошли в дом. При открывании двери сработала негромкая сигнализация. Дом показался Нику чужим: тихим, напряженным, приготовившимся к схватке.
Внезапно к Нику с испуганным видом подбежала Джулия.
– Папа! Зачем они здесь?
2
Ник сидел с детьми в гостиной. Дети расположились на диване лицом к огромному телевизору. Ник занял большое кресло, на которое раньше часто посягал Лукас. Ник уже не помнил, когда они в последний раз все вместе смотрели телевизор, но хорошо помнил, что в такие моменты Лукас всегда спешил плюхнуться в большое кресло, в то время как самому Нику казалось, что оно принадлежит ему по праву как главе семьи.
На небольшом столике рядом с телевизором Джулия с Лукасом сделали маленький мемориал псу Барни: там стояли фотографии их погибшего любимца, лежали его ошейник и жетоны. Там же были его любимые игрушки, включая растрепанного плюшевого барашка, с которым Барни спал и которого повсюду таскал за собой в слюнявой пасти. Рядом с барашком лежало написанное Джулией разноцветными фломастерами письмо, адресованное Барни на тот свет и начинавшееся словами: «Барни, мы по тебе очень скучаем!» Джулия объяснила отцу, что это Кэсси предложила создать такой мемориал убитой собаке.
Лукас, широко расставив ноги, развалился на диване. На нем, как всегда, были мешковатые джинсы, сползшие на бедра. На его черной футболке красовалась какая-то неразборчивая надпись. Тяжелые ботинки были расшнурованы. По мнению Ника, для мальчика из богатой семьи Лукас неплохо изображал из себя трущобного отщепенца.
Глядя куда-то в сторону, Лукас заговорил:
– Может, объяснишь нам, что происходит?