Он еще быстрее зашагал по ковру, заглушающему его шаги. Он шел беззвучно, хотя и не намеревался подкрадываться.
Ник заметил, что все ящики его письменного стола, кроме закрытого на ключ самого нижнего, немного приоткрыты, словно их поспешно прикрыл лазивший в них человек.
Сам Ник всегда аккуратно задвигал за собой все ящики. Он терпеть не мог, когда его письменный стол выглядел неряшливо.
Кэсси расположилась в черном кожаном кресле «Стрэттон-Симбиоз» и что-то писала в желтом блокноте.
– Кэсси!
Девушка вскрикнула и подскочила в кресле.
– Боже мой! – с трудом выговорила она, схватившись за сердце. – Пожалуйста, никогда больше так не делай.
– Извини, – сказал Ник.
– Я же полностью погрузилась в свои мысли, а ты так меня напугал… Но наверное, это мне надо извиняться за то, что я тут расселась без разрешения.
– Ничего страшного, – проговорил Ник, стараясь, чтобы его слова звучали как можно искренней.
Внезапно Кэсси начала задвигать ящики письменного стола.
– Я просто искала ручку и бумагу, – объяснила она. – Ты на меня за это не сердишься?
– Не сержусь, – выдавил из себя Ник.
– Мне пришла в голову мысль, и я должна была ее немедленно записать. Такое у меня бывает.
– Какая мысль?
– Да так… Я иногда записываю свои мысли. Может, когда-нибудь из них получится книга.
– Ты пишешь роман?
– Да какой там роман! Вся моя жизнь – роман… Ничего, что я сегодня пришла? Я звонила, но Марта сказала, что ты еще на работе, и мы поговорили с Лукасом. Он сказал мне, что ломает голову над одним стихотворением. А я как раз хорошо знаю его…
– Кажется, я помешал тебе наставлять моего сына на путь истинный.
– Не помешал. Я ему уже все объяснила, и сейчас он пишет начало доклада о современной поэзии. Мне кажется, из Лукаса будет толк.
– Если ты ему будешь помогать, – сказал Ник и подумал, что раньше никогда не слышал таких проницательных суждений о поэзии.
Так может, все дело действительно в этом! Может, Кэсси на самом деле пришла для того, чтобы помочь Лукасу разобраться с Робертом Фростом!
– Ты когда-нибудь преподавала? – спросил Ник.
– Чем я только в жизни не занималась…
Свет встроенных в потолок ламп играл на искрящихся волосах Кэсси, которая все еще производила бестелесное впечатление, хотя ее кожа и не была теперь такой бледной, как раньше. Девушка больше не казалась больной, и у нее исчезли темные круги под глазами.
– Что?
– Это из стихотворения «Смерть работника». В нем говорится о доме. И о семье.
– Сколько же ты знаешь!
– А ты?
– А я ненавижу математику. От финансовых отчетов у меня болят зубы.
– А спорт? Наверное, нет такого спорта, которым ты бы не занимался?
– Есть, – немного подумав, признался Ник. – Я никогда не занимался верховой ездой.
– А керлингом?
– Глупость какая! Разве это спорт!
– А стрельбой?
У Ника похолодело внутри, у него закружилась голова, и все поплыло перед глазами.
– Неужели ты никогда не стрелял по движущимся мишеням? Это же так здорово! – настаивала Кэсси.
– Нет. Никогда, – стараясь скрыть дрожь в голосе, пробормотал Ник и опустился в жалобно захрустевшее под его весом плетеное кресло. Лаура не разрешила ему взять с собой в новый дом его любимое старое кожаное кресло, казавшееся ей недостаточно изящным.
Ник стал тереть глаза, стараясь скрыть захлестнувшую его волну страха.
– Извини, – проговорил он. – Я очень устал. Рабочий день оказался слишком длинным.
– Если хочешь, расскажи мне, что у тебя происходит на работе.
– Давай в следующий раз. Ты не думай, я ничего от тебя не скрываю, только мне сейчас совершенно не хочется думать о работе.
– Хочешь я приготовлю тебе поесть?
– Ты что, умеешь готовить?
– Конечно же нет, – рассмеялась Кэсси. – Я готовлю только бананы с ромом. Но Марта наверняка оставила еду на твоей проклятой кухне, и мне остается только ее разогреть.
– А кто проклял мою кухню?
– Не знаю, но такого мнения придерживаются те, кто ее ремонтирует. Когда я пришла, они еще были здесь, и я с ними немного поболтала.
– Они, конечно, жаловались на то, что я велел переделать стойку в центре кухни?
– А как же им не жаловаться? Они говорят, что скоро сойдут с тобой ума!
– У меня нет времени постоянно за ними следить, а без присмотра они все делают не так.
– В каком смысле «не так»?
– Лаура совершенно точно знала, какой должна быть кухня, – немного поколебавшись, заявил Ник.
– Значит, все должно быть именно так, как хотела Лаура? Ты строишь здесь ее мемориальный склеп?
– Может, не обязательно поминутно копаться у меня в голове?
– Мне кажется, ты просто боишься доделывать кухню, потому что ее завершение поставит точку на чем-то другом.
– Давай лучше не будем об этом.
– Пенелопа тоже ткала днем покрывало, а ночью распускала его, чтобы ее работа никогда не кончалась. Ведь после завершения покрывала она должна была выбрать себе в новые мужья одного из женихов и позабыть об уплывшем Одиссее.
– Я не понимаю, о чем ты.
– А мне кажется, понимаешь.
– На самом деле, я давно хочу закончить эту чертову кухню. Она мне вот уже где… Ну да, Лаура очень любила ею заниматься, и пока кухню делают, может показаться, что она еще жива. Но ведь это не так… Короче, я хочу, чтобы из дома убрали весь мусор и чтобы рабочие ушли наконец. Я хочу, чтобы у меня был дом, а не бесконечная стройка. Дом, в котором будут жить Коноверы, а точнее… то, что от них осталось.
– Все предельно ясно, – сказала Кэсси и едва заметно улыбнулась. – Так почему бы нам по этому поводу не сходить поужинать в какой-нибудь ресторанчик?
15
Ник и Кэсси шли, взявшись за руки, вдоль автомобильной стоянки перед фенвикским «Гранд-Отелем». Вечер был прохладным и безоблачным. На небе мерцали звезды. У самых дверей Кэсси на мгновение остановилась и подняла голову вверх.
– Знаешь, когда мне было лет шесть, моя лучшая подруга Марси Струп сказала мне, что, на самом деле, каждая звездочка – душа умершего человека.
Ник хмыкнул.
– Потом в школе нам объяснили, что каждая звезда – огненный шар, а вокруг некоторых из них вращаются планеты. Помню, как на одном уроке нам рассказывали о гибели звезд – за несколько тысячных долей секунды ядро звезды разбухает, и звезда взрывается. На ее месте появляется гигантская раскаленная сверхновая звезда, которая быстро растворяется в пустоте. Помню, услышав это, я расплакалась прямо на уроке. А ведь я была уже не маленькой… Тем вечером я рассказала об этом папе, а он сказал мне, что так устроен мир – люди умирают, а звезды гибнут, чтобы уступить место новым людям и звездам… Папа сказал, что, если бы никто не умирал, на земле скоро не осталось бы места другим людям. Он сказал, что, если бы ничто не кончалось, ничто бы и не начиналось. Еще он сказал, что в небе все точно так же. Миры умирают, чтобы могли возникнуть новые миры! – с этими словами Кэсси крепко сжала руки Ника в своей. – Ну пошли! Я умираю от голода!
Холл фенвикского «Гранд-Отеля» был застелен старомодными коврами и заставлен громоздкой кожаной мебелью, как английский клуб, в котором кресла составлены в виде кругов, чтобы сидевшим на них было удобно беседовать. Ресторан скрывался за пурпурными бархатными портьерами. В меню фигурировали старомодные лакомства вроде утки с апельсинами и лосося по-голландски, но больше всего в меню было разнообразных стейков, в чьих прихотливых названиях мог разобраться лишь истинный любитель говядины. Ресторан пропах не самыми дорогими сигарами, дым которых пропитал всю мебель, как майонез пропитывает содержимое миски с салатом.
– Рыба у них тоже есть, – извиняющимся тоном сказал Ник, пока метрдотель вел их к столику в углу.