– Прошу!
Ударом кулака Ник пробил бумажную стену. Кухня была ярко освещена. Горели все лампы. Гранитная стойка в центре кухни была безукоризненна. Именно такой ее и нарисовала Лаура.
– Вот это да! – восхищенно пробормотал Ник.
Подойдя к стойке, он провел по ней рукой. За этой стойкой легко и удобно могла разместиться вся семья. Точно так, как этого хотела Лаура.
Кэсси стояла со счастливой улыбкой на лице.
– Как тебе это удалось? – спросил Ник.
– Конечно же я не могла сделать ее своими руками. Может, я и научилась у отца мастерить, но не до такой же степени. Но я очень целеустремленная, – скромно потупившись, заявила Кэсси. – Мастера закончили работу всего за один день, но ты не представляешь, как мне пришлось их упрашивать, пинать и погонять, чтобы они пошевеливались.
– Ты просто чудо! – сказал Ник.
– Я ничего не бросаю на полпути, – Кэсси немного помолчала и негромко спросила: – Ник, неужели ты так никогда и не расскажешь мне о ее смерти?
Ник закрыл глаза, набрал побольше воздуха в грудь, открыл глаза и заговорил:
– У Лукаса были соревнования по плаванию. Было полвосьмого вечера, но уже темно. На дворе стоял декабрь, и темнело рано. Мы ехали в Стрэтфорд, потому что соревнования проводились в стрэтфордском бассейне. По этой дороге иногда ездят грузовики, которые хотят побыстрей добраться до федеральной автотрассы…
Ник снова закрыл глаза. Мысленно он вновь перенесся в тот вечер. Темно. Он сидит в машине… Раньше ему это только снилось в кошмарных снах, а теперь он самолично вызывал эти образы из небытия. Ник говорил негромким монотонным голосом:
– Навстречу нам ехал тягач с полуприцепом. Его водитель, как выяснилось потом, накачался пивом, а на асфальте был лед. Лаура сидела за рулем. Она терпеть не могла водить в темноте, но я ее упросил, потому что мне было нужно срочно позвонить в несколько мест по мобильному телефону. Ведь я директор и у меня ненормированный рабочий день! Мы о чем-то поругались, и Лаура не очень следила за дорогой. Она слишком поздно заметила, что тягач с прицепом занесло через двойную сплошную, и он движется навстречу нам по нашей стороне дороги. Лаура начала поворачивать, но не успела. Тягач врезался в нас… Странное дело, – сказал Ник, открывая глаза. – Удар совсем не показался мне сильным. Столкновение совсем не походило на страшные автокатастрофы в кино, где машины поднимаются в воздух и разлетаются на куски. Удар был примерно таким, как при лобовом столкновении электрических автомобильчиков на аттракционах. Что-то захрустело, но я не сломал себе позвоночник и даже не потерял сознания. Я заорал: «Какая скотина! Он же наверняка пьян!» – и повернулся к Лауре, но она мне ничего не ответила. Тогда я заметил, что с ее стороны лобовое стекло разбито. У нее на лбу были осколки стекла. И в волосах у нее тоже что-то блестело. Крови практически не было. Никаких рваных ран. Казалось, она уснула.
– Ты ни в чем не виноват. Ты ничего не мог изменить, – прошептала Кэсси.
Все вокруг расплылось, и Ник понял, что его глаза полны слез.
– Я мог изменить сотню разных вещей. Если бы я сделал по-другому хоть одну из них, Лаура была бы сейчас жива. Когда мы уезжали из дома, Лаура хотела куда-то позвонить, а я заставил ее положить трубку, потому что мы опаздывали. Я сказал, что она, как дура, потратила пятнадцать минут на то, чтобы накраситься, отправляясь на соревнования по плаванию. Еще я сказал ей, что на этот раз не собираюсь опаздывать и хочу удобно сесть у самого края бассейна, чтобы хорошо видеть пловцов. Если бы я позволил Лауре позвонить по телефону, грузовик спокойно проехал бы своей дорогой и она бы не погибла. Если бы я не торопился, мы спокойно доехали бы до места назначения. А зачем я звонил тогда по телефону из машины? Неужели эти звонки не могли подождать до утра? Тогда я сам бы сидел за рулем. Лаура водила гораздо хуже меня. Она вообще терпеть не могла водить машину. А еще я не должен был ссориться с ней, когда она сидела за рулем… И вот еще – она хотела поехать на моей машине. Мой «шевроле» большой и прочный, он лучше выдержал бы такой удар, но я сказал, что для внедорожника будет трудно найти место на стоянке, и уговорил Лауру ехать на ее маленьком седане… И это только начало всего того, что я мог изменить, но не изменил. Я думал об этом много недель после гибели Лауры…
Кэсси теребила себе волосы. Ник даже не знал, слушает она его или нет.
– Кровоизлияние в мозг, – продолжал он. – Лаура умерла в больнице на следующий день.
– Хороший ты человек, Ник.
– Нет, – ответил Ник. – Я не хороший. Но мне чертовски хотелось бы им стать.
– Ты отдаешь другим всего себя.
– Ты не знаешь, о чем говоришь. Ты не знаешь меня. Ты не знаешь всего, что я сделал. Ты не знаешь, сколько я отнял…
– Ты дал мне новую семью.
«А перед этим отнял у тебя отца!» – подумал Ник. Он долго смотрел на Кэсси и смеялся над своими подозрениями в ее адрес, смеялся над собой, вспомнив, как боялся того, что Кэсси проникла к нему в дом, чтобы уличить его в убийстве отца.
Потом Ник подумал о том, как плохо разбирается в людях. Не раскусил же он Скотта Макнелли, хотя с самого начала и понял, что за птица Тодд Мьюлдар. Эдди Ринальди? Насчет него Ник никогда не питал особых иллюзий. Его совершенно не удивило, когда Эдди стал угрожать выдать его полиции.
А Кэсси? С самого начала Ник не мог ее понять и не очень хорошо понимал ее даже сейчас. Может быть, ему застилали глаза страшное чувство собственной вины и ее непреодолимая привлекательность? Ясное дело, психика Кэсси была не очень устойчива. Но ведь она страдала депрессиями, да еще и потеряла отца. Тут у кого хочешь крыша поедет!.. Что же будет с ней, когда она узнает всю правду?!
Ника не пугали угрозы Ринальди признаться во всем полиции. Участь этого мерзавца тоже не волновала Ника.
Ник решил, что расскажет Кэсси всю правду, как только вернется с детьми с Гавайев. А потом пойдет и расскажет все детективу-негритянке.
Ник не сомневался в том, что его арестуют, даже если окружной прокурор решит, что это была самозащита. Он все-таки убил человека.
После разговора с Осгудом в Бостоне Ник поехал на такси в крупную юридическую фирму «Роупс и Грей», где у него был знакомый, занимавший должность адвоката на уголовных процессах. Это был умный и порядочный человек, с которым Ник познакомился еще в Мичигане. Ник рассказал ему всю правду о случившемся.
Выслушав Ника, адвокат ужаснулся и прямо заявил, что сухим из воды в такой ситуации не удалось бы выйти никому. Он сказал, что, в лучшем случае, Ника признают виновным в непреднамеренном убийстве, и тогда он проведет в тюрьме года два. Однако, по его мнению, Нику легко могли дать гораздо больше – пять, семь и даже десять лет тюрьмы – за то, что он пытался замести следы: прятал труп и скрывал улики. Адвокат сказал, что если Ник хочет сдаться властям, он найдет для него адвоката в Мичигане и добьется, чтобы дело Ника слушалось в его родном штате. Он сказал, что договорится с окружным прокурором в Фенвике, чтобы Нику зачли явку с повинной, и честно предупредил, что все это будет стоить больших денег.
Теперь Ника больше всего волновала участь детей.
Что с ними будет? Станет ли о них заботиться их тетя Эбби?
Мысли об этом не давали ему покоя.
Однако, решив наконец во всем признаться, Ник почувствовал большое облегчение. Он вспомнил сон о том, как разложившийся труп Эндрю Стадлера, спрятанный в бетонном подвале, и понял, что не может больше лгать. Правда о содеянном рвалась наружу.
Где-то через неделю после совместного отдыха с детьми он скажет Кэсси всю правду!
Ник даже начал про себя репетировать этот разговор.
– Что с тобой? – спросила Кэсси.
– В последнее время я много думал и принял, наконец, ряд решений.
– Ты думал о «Стрэттоне»?
– Нет. Я думал о своей жизни.