- Боитесь?
- Если честно, да. Еще в детстве... - Не дала ему договорить:
- Собака у нас ученая, степень имеет. - Шутит? И огромная черная собака не спеша приблизилась к хозяйке. - Титан, это наш гость, - сказала ему, показав на Мустафу. Титан, навострив уши, недоверчиво покосился на него, а потом лениво отвернулся. - Теперь не тронет.
Ника пожала ему локоть, и женщины удалились.
Стол, накрытый белой в сизых пятнах скатертью, местами вроде изжеванной, был пуст - отужинали, успев убрать посуду и освободив стол к чаепитию? или вот-вот приступят?.. А еще удивило, что в комнате всего лишь хозяин, где же остальные?
Хозяин (он ли?) похож на святого из какого-то заграничного фильма: белые-белые волосы густо облепили голову, и борода седая, лицо розовое, светящееся изнутри, благообразное, и голубые глаза цвета небесной сини бог (с маленькой буквы), и пред ним предстал весь погрязший в смертных грехах раб Божий Мустафа. Боги уже есть, вряд ли стоит умножать их ряды. Не боги, а божки! Мудрец - не мудрец, но в роли вершителя судеб - точно, и когда они вошли,
святой,
так уж быть, имя ему есть, учитывая благообразность, - сидел у пустого стола на табуретке, глядел перед собой на дверь, точно озабоченный или сожалея, что уж очень на скорую руку сотворен мир, и в поспешности этой причина несовершенства людей. А как гость появился у порога, махнул жене рукой, мол, ясно, что за подарочек.
Внимание Мустафы было поглощено здоровенным псом, который настороженно, нет, устрашающе, глядел на него.
Я его боюсь, и он улавливает волны моего страха, надо внушить ему, что мне не страшно.
- Валяй!
- Ты добрая хорошая собака...
- Так уж и сразу!
- Имя у тебя что надо, Титан-Титанище, почти гений!
- Брось! Лестью меня не купишь!
- А чем же?
- Не на такого нарвался, чтоб можно было внушить!
- Собака ты умная...
- А ты - дурак, стоишь как пугало огородное!
Мустафа поискал глазами стул, чтобы сесть, но тут из соседней двери, Вот-вот, подвигайся! вышли еще двое, и Мустафа, благо Титан лег у выхода, - Ладно, послушаю ваши речи! начал гадать, кто чей муж.
Относительно молодой, почти ровесник Мустафы, - без пиджака, в жилете, галстук в крупную горошину, и сразу бросалась в глаза его огромная лысая башка да бородка-треугольник с проседью, - очевидно, муж той, что худа и костлява;
у другого - все, как у седого, только черным цветом: густая курчавая шевелюра, вздыбленная и вразброс, борода жесткая, лохматая, нечесанная, мускулы (?) под мочками оттопыренных ушей и мощные выпуклости над бровями, излучающие какую-то энергию, - вот кто, а не башковитый, муж той, что в туфельках на высоких каблуках, - каждую ночь ее иссушает своей страстью, а башковитый... он, без сомнения, муж эН: о такой не скажешь, что старуха.
Все кого-то напоминали, или под кого-то играли: черный... как его? ну, чер-чер, с рогами-копытами который,
черт,
и если б кто вздумал рисовать - лучшая натура, чуть-чуть подкрутить еще макушки, вздыбленные клоки, и будут рога крученые, ну, а этот - с резкими движениями, туловище вправо-влево, живчик такой, и кожа на лысой башке то собирается в гармошку и оттого краснеет, а то разглаживается, приобретая червонный блеск - всеми чтимая (во времена оные)
башка.
- Может, - Мустафа им, - представимся друг другу?
- Не надо называть имен, - заметил башка, - это чрезвычайно обременительно. Да, да, - мол, не сердитесь, - наши имена нам во как надоели!.. Я, ты, он... какая прелесть! - вздохнул, и тут Мустафа заметил, что у башки глаза разные и смотрит как-то по-особенному: один цепляет всего тебя, другой - мимо. Определенно сглазит. И, потирая руки:
- Ну-с, - взгляд на святого, потом - черта, - пожалуй, начнем. - И снова на Мустафу: - Готовы?
- Всегда, - пошутил, - готов!
И башка, будто декламируя:
- Вот он, - и левая рука, как кинжал, выхваченный из ножен, острием направился на Мустафу, - податливый человеческий матерьялец, врученный нам. Полюбуйтесь на голубчика! Не о нем ли в такой торжественный день мы только что мечтали? А главное - почти юноша, поистине пригодный для лепки!
- Спасибо, - усмехнулся Мустафа. - Просто я неплохо сохранился, а если начнем уточнять, держу пари, окажусь вашим ровесником.
- А вот и выведаем! Согласны? - спросил не у Мустафы, а у тех двоих. И время с пользой проведем, исторический, так сказать, эксперимент.
- Не довольно ль экспериментов, которые были?
- Были и будут!
- Вы что же, тройка? - вдруг с чего-то выпалил Мустафа. Башковитый опешил, а черт кулаком по столу:
- Молодец, что сообразил! - Находчивость Мустафы пришлась по душе и святому:
- А глину-то красную я успел обжечь, не зря, выходит, трудился!
- И вылепил по своему образу и подобию, похвально-похвально!
Это ж особый поселок, Ника предупреждала, так что на ловца и зверь бежит - для деловых его игр!
- Как там в песне поется, - это башка: - Узнать истину...
- Не истину узнать, - поправил его святой, - поэтичней: Осталось через пытку выйти к цели.
- Поэзия по твоей части, ты творец, а я политик.
- Вот и попробуем! - Это черт.
- Спеть?
- Черта с два!
- А в каком смысле?
- Не догадываешься! - сразу на ты. - Увы, - подлаживаясь под настроение черта, сказал Мустафа, - только времени в обрез.
- Разве мы куда-то спешим? - спросил черт у святого, а тот и не расслышал будто. Черт его побаивается, решил Мустафа:
- Не знаю, как вы, но спешу я! - Собака навострила уши, глухой рокот в горле, недовольна чем-то.
- Титан, ты невоспитан! - упрекнул пса черт, и Мустафе: - Это он сердится, что спешите нас покинуть.
- Тан - тан... - пропел башка, и бросил как бы невзначай, ни к кому не обращаясь: - Кто сюда попал - пропал.
- Ох, ох, - заохал святой, отгоняя дремоту. - Ну и дела, кто мог знать?
- Вы прелесть! - воскликнул башка. - Даже не спросите, о чем толкуем, хотя могли бы догадаться, что выпало вам великое невезенье, особенно в свете того, что случилось.
- А что?
- Узнаешь, когда время подоспеет! - грубо отрезал черт.
- А сейчас нельзя?
- Придется, голубчик, повременить, ничего не поделаешь, терпение, друг, терпенье: жертва, то бишь вы, должна созреть.
- Но я, - возразил Мустафа, начиная испытывать неудобство, - не знаю за собой вины, чтобы быть жертвой!
- Все так говорят, а еще хуже - поначалу думают, что недоразумение.
- Переворошить душу и матрацы! - воскликнул черт.
- Ох, ох, копни любого!.. - вздохнул святой и сладко зевнул.
- Сам создал, сам и расхлебывай, - сказал ему башка. - Тот будто очнулся: - С тобой вдвоем и создали!
- Нет уж: я тут не при чем, ты да он - вы оба славно потрудились, а я на готовенькое пришел!
- И с дерзкой мыслью, - черт ему, - возомнив себя богом!
- Каюсь, и чертом тоже!
- Кому бог, а кому - черт!
Странная цепочка пререканий обрастала непонятными Мустафе упреками и, чтобы вернуть тройку к реальности, он напомнил о себе:
- Я, честно говоря, проголодался. Когда провожали, было сказано, что у вас мальчишник.
- И мы поужинаем?
- Извините, да.
- Как вам это нравится, а?! - Башка обвел всех пристальным взглядом. Ха-ха!
- Н-д-а-а, - святой издал какое-то мычание. - Человек проголодался и согрешил, ох, срам!..
- Ты б ему заместо желудка ума прибавил!
- Желудок - это твое изобретенье, я тут не при чем.
- Кажется, - спросил башка у черта, - арестантский паек у нас всегда найдется, не так ли? - Тот с завидной проворностью исчез в соседней комнате и вынес оттуда сухарь и алюминиевую кружку: