Танцуют на раскрашенном закатеНа рукаве и прямо пред лицомКак женщина на розовом плакатеИль гильотина перед подлецом.
62.
В туманные утра туманные речиОбманны жесты тела и лицаНо им нельзя ни верить ни перечитьУжо б молчать. Молчу с улыбкой подлецаИ так всегда когда нельзя назадКогда заснул шофёр на перекрёсткеХохочет тихо осуждённый садИ с треском листья падают как доскиТак мы идём в оранжевом снегуУпасть упасть в кленовые сугробыЖизнь передать последнему врагуЗаговорить с усилием коровыУпорно ветер смотрит сквозь очкиЗадорно отвечает на вопросыЕщё живут на скамьях старичкиЕщё дымятся розы-папиросыНо уж через осенний плагиатПолзёт жужжа из синтаксиса в сердцеОгнём зелёным пышет клумбы адИ шар стоит с улыбкой самодержцаИ в нём года бегут вниз головойИ вверх тормашками стоит гонец суровыйПока кругом по линии кривойСкелеты ходят в макинтошах новых
63. Ручей, но чей?
Рассматривали ль вы когда, друзья,Те вещи, что лежат на дне ручья,Который через город протекает.Чего-чего в ручье том не бывает…
В ручье сидит чиновник и скелет,На нём штаны и голубой жилет.Кругом лежат как на диванах пары,Слегка бренчат прозрачные гитары.
Убийца внемлет с раком на носу,Он держит револьвер как колбасу.
А на камнях фигуры восковыеМолчат, вращая розовые выи;Друг друга по лицу перчаткой бьют,Смущаются и не узнают…
Офелия пошла, гуляя, в лес,Но уж у ног её – ручей-подлец.Её обвил, как горничную сонник,Журча, увлёк на синий подоконник.
Она кружится, как письма листок,Она взвывает, как любви свисток.Офелия, ты фея иль афера?Венок над головою Олоферна!
В воде стоит литературный ад,Открытие и халтурный клад.Там храбро рыбы стерегут солдатыСтеклянный город, где живёшь всегда ты.
Там черепа воркуют над крылечкомИ красный дым ползёт змеёй из печки.
Нырни туда, как воробей в окно.Увидишь: под водой сияют лампы,Поют скелеты под лучами рампы.И кости новые идут на дно.
О водяное страшное веселье;Чиновники спешат на новоселье,Чета несёт от вывески колач,Их жестяной сапог скрипит, хоть плачь.
Но вот валятся визитёры-кегли,Вкатился в жёлтом фраке золотой,Хозяева среди столов забегали,И повара поплыли над плитой.
И вот несут чешуйчатые звериАрхитектурные сокровища-блюда.И сказочное дефиле-едаЕдва проходит в золотые двери.
Варёные сирены с грудью женской,Тритоны с перекошенным лицом.Морские змеи бесконечной лентойИ дети, проданные их отцом.
И ты лежишь под соусом любовиС румяною картошкою вокруг,
На деревянном блюде, с изголовьемРазваренных до пористости рук.
Стучит ножами разношёрстый ад.Танцует сердце как лиловый заяц.Я вижу, входит нож в блестящий зад.Скрежещет вилка, в белу грудь втыкаясь.
Я отрезаю голову себе.Покрыты салом девичии губы,И в глаз с декоративностию грубойВоткнут цветок покорности судьбе.
Вокруг власа висят как макароны,На вилку завиваться не хотят.Совсем не гнётся кожа из картона.Глазные груши точат сока яд.
Я чувствую, проглоченная спаржаВращается, как штопор, в животе.В кишках картофель странствует как баржа,И щиплет рак клешнёю в темноте.
Я отравился, я плыву средь пены,Я вверх своей нечистотой несом,И подо мною гаснет постепенноЗловещий уголёк – твой адский дом.
И в красном кубе фабрики над лужейПоёт фальшиво дева средь колёсО трудности найти по сердцу мужа,О раннем выпадании волос.
А над ручьём, где мертвецы и залы,Рычит гудка неистовый тромбон.Пока штандарт заката бледно-алыйС мороза неба просится в альбом.
И в сумерках декабрьского летаИз ядовитой и густой водыПолзёт костяк огромного скелета,Перерастая чахлые сады.
«Ручей, но чей?». Вариант
64. Литературный ад
Зелёную звезду несёт трамвай на палке,Народ вприпрыжку вырвался домой.Несовершеннолетние нахалкиСмеются над зимой и надо мной.
Слегка поёт гармоника дверей,В их лопастях запуталось веселье.И белый зверь – бычок на новоселье –Луна, мыча, гуляет на дворе.