Там я его не застал. Дверь закрыта, я постучался и, не услышав реакции, всё же приоткрыл створку, отчего-тоне закрытую на ключ, распахнул ее шире. Действительно, никого. Я встал в дверях, оглядываясь.
Не было никаких указателей, говорящих, как давно или недавно вышел Элт. Расправленная ширма поставлена вдоль стены. Книжный шкаф из темного дуба прямо до потолка во всю стену напротив, вмещавший в себя сотни две изданий с разноцветными корешками. Диван, невероятно схожий с оттоманкой (недавно приобретенный что ли? Впервые его вижу). Дверь в смежное помещение закрыта – я подергал ручку, оттуда тоже не доносится ни звука. Склонившись к круглой замочной скважине, взглянул в отверстие, быстро оглядел видимое мне пространство и через пару секунд выпрямился. Вновь согнулся и приник к скважине, затаив дыхание.
Меня как молнией поразило.Посредизапертого помещения,на столе,огороженномкуполообразной стекольной ширмой, размещались артефакты из «ядерной» комнаты. Господи, пусть это стоят одни емкости, без мощнейших предметов внутри!
Зачем и почему Элт мало того, что реально перенес их к себе, так еще и оставил без присмотра? Что за необходимость? Что за вольнодумие? Что за самонадеянность? Что за глупость? Почему хотя бы рядом нет охранника, который за артефактами бы последил в отсутствие Элта? Может, хранитель наложил на них защитные заклинания и вред не может быть причинен?
Как взрослый и воспитанный человек я по-хорошему должен уйти и хотя бы дождаться Элта в коридоре. Однако же со всё больше возрастающим волнениемя продолжал пялиться в отверстие на защитные сосуды.
Сердце колотилось. На миг почувствовалась нехватка воздуха. Мысли заполняли сразу несколько голосов: Элта– об опасности каждого артефакта, мой-разумный – с таким же, как у хранителя, посылом; мой-глупый – о снедающем желании прямо сейчас проникнуть за дверь и опустить на магический предмет опасного и могучего, побежденного чародея что-нибудь тяжелое и раскрошить к чертям.Я смотрел на емкости, расставленные на столе вкруг. Взгляд возвращался в угловатый сосуд-крышку, под которым хранился – должен храниться – перстень. Емкость отлична от остальных, ведь «оригинальную» спер нуар в вечер нападения.
Наблюдаемая в скважину картинка вдруг расплылась, словно на глазах выступили слезы. Я сморгнул, но ощущение размытости не исчезло. Поводил глазом по другим предметам обстановки запертой комнаты, их очертания сохранены. Словно рябил лишь один сосуд, где спрятан перстень. Я пригляделся внимательнее. Стало нехорошо. За полупрозрачным цветным стеклом крышки ядовито-зеленым, как драконий глаз, загорелся камень. Я видел, видел, как перстень… дымился: камень и кольцо испускали тонкий чад. Дымка, словно газ наполнив сосуд, вдруг просочилась за егопределы. Я отпрянул от двери. Казалось, будто сам Морсус призывался из мира мертвых...
Перстень,что с ним? Ужасающая по мощи штука, если думать о заряде магической энергии в нем. Просто старое кольцо с камнем, если думать как о ювелирном украшении. Этот волшебный эфир, что заточен в камне, что проникает в воздух – как обошел гелиевую защиту, призванную, насколько понимаю, сдерживать проникновение опасной магии в реальный мир?
Я уверовал, что наблюдаемое явно сулит нечто нехорошее. Так оно и вышло.
Едва успел шагнуть назад, как сквозь замочную скважину из закрытой комнаты вылетел магический след и потянулся в мою сторону. Я лишь успел заслониться руками – хотя что толку, что за профанская защита от всепоглощающей и всепроникающей материи, которую не остановит ничто!
Магия воткнулась мне в грудь.
В голове затрещало, словно кто-то ломал тысячи сухих веток. Глазные яблоки заболели, перед взором поплыли разноцветные круги. Я зажмурился и вдруг ощутил, что опора подо мной пропала. Не успел испугаться буквально секундному отсутствию чего-либо под ногами и падению вниз, в никуда, как ноги мои стукнулись о какую-то доску, которая тут же поехала. Я начал терять равновесие и инстинктивно выставил руки вперед, чтобы при падении во что-то упереться, и широко распахнул глаза. К удивлению ладони мои схватились за руль, а сам я осознал, что еду на самокате по московской улице.
Ситуация здорово напрягла, если не сказать больше. Кажется, это было реально. Я будто только что перенесся во времени и пространстве и попал в летнюю Москву! Я катил по Саввинской набережной. Мой разум тяжело перестраивался для восприятия только что произошедшего. Сердце колотилось в бешеном ритме. Я не мог сосредоточиться и волновался, оглядываясь по сторонам. По инерции отталкивался одной ногой от тротуара, чтобы продлить быстрое движение самоката. Ветер навстречу обдувал лицо. И тут я услышал свое имя. Меня звал до боли знакомый голос:
- Костя, давай быстрее! На перегонки ведь договаривались! Что размечтался!
Я повернул голову – и самокат повело в сторону, так что я чуть не свалился с него и не наехал на идущую навстречу женщину. Я оторопел. Впереди от меня по левую руку на красном велосипеде ехала и весело смотрела Кристина. Моя родная сестра. Вот только было ей лет одиннадцать.
Я часто задышал от волнения и активнее завертел головой, глядя на дорогу, тротуар через нее и прохожих, виднеющуюся за ограждением Москву-реку. И только сейчас осознал, что́ не замечал до этого. Я попал в советскую Москву.
Советские автомобили. Советские автобусы. Никаких современных новостроек. Все прохожие одеты по моде рубежа восьмидесятых и девяностых. На здании ТЭЦ на другом берегу уже снята некогда висевшая коммунистическая партийная вывеска, теперь от нее осталась лишь выжженная временем тень на фасаде. У ближайшего ко мне здания по первому этажу тянется гастроном. Вот он сменился на вывеску «Ремонт электрической техники». Через дорогу будет фабрика столичного шелка.
Сердце бешено стучит. Мне кажется, я начинаю терять рассудок. Сильнее отталкиваюсь от тротуара, сжимаю руль и во все глаза смотрю на сестру-подростка. Почему я здесь? И «здесь» – это где? Как оказался? Что со мной происходит?
Кристина уехала вперед и оглядывается на меня, улыбаясь. Распущенные, светло-каштановые волосы развеваются на ветру. Она одета в легкое красное платье без рукавов с рисунками белых роз – платье подарила ей мама на десятилетие. На ногах белоснежные сандалии – их привез из Венгрии отец, бывший там неделю в командировке.
Я часто дышу, опускаю глаза вниз. И с удивлением обнаруживаю свои худые мальчишеские ноги-спички, острые, выпирающие из-под темно-зеленых брюк коленки. На ногах –белые носки и коричневые сандалии, тоже венгерские. Вглядываюсь в руки и только сейчас замечаю, что они тоже принадлежат мальчику, а не мужчине.
Неужели в этом реально-нереальном видении мне отмотали назад двадцать лет?..
Мы проезжали мимо нового магазина со стеклянными витринами, занимающего половину первого этажа, объезжая прохожих. Я повернул голову, чтобы посмотреть на свое отражение. Время будто замедлилось. Я разглядывал себя. Мне восемь. Невысокий, худенький, с вьющимися волосами, в синей футболке. В глазах, что смотрят на меня из отражения, – тот страх, то непонимание, непринятие ситуации, что сейчас таятся во мне настоящем. Я смотрю на отражение Кристины, также мчащейся в отражении в стекле на велосипеде, что и по тротуару. И она девочка. Думал ли я, что в отражении сестра наоборот станет взрослой? Наверно, да.
Кристина приближается к дороге, ведущей с переулка. Прямо перед ней она оборачивается на меня и улыбается.
Вдруг слышится резкий, быстро нарастающий сигнал автомобиля. Из-за угла на полной скорости вылетает белая «лада» и сбивает сестру. Ее с велосипедом подбрасывает в воздух. Они отлетают на дорогу. Всё происходит за одну секунду.
Меня передергивает от ужаса. Из уст вырывается вопль. Теряю управление. Руль выскакивает из рук. Я будто переворачиваюсь в воздухе…