– Ты можешь показать мне ее? – тихо и с надеждой спросила Рамона, прикоснувшись ко мне мягкой ладонью.
– Дискета в сумке, в портсигаре, – небрежно отмахнулся я, наливая в рюмку очередную порцию коньяка. – Только ты не сможешь ее просмотреть.
– Почему не смогу? – Брови Рамоны удивленно взметнулись вверх. – У меня наверху, в кабинете, есть компьютер. Ведь не думаешь же ты, что я работаю на обычной печатной машинке?
– Ты меня не поняла. Дискета закрыта в несгораемом контейнере, который к тому же очень устойчив против деформации. А как его открыть – было известно только мертвому генералу Крамскому и «психу» Славгородскому из «Золотого ручья». И еще неизвестно – может, контейнер, при попытке его открыть неестественным способом, рванет так, что ни от тебя, ни от меня, ни даже от твоего чудесного дома не останется и горстки пепла! У меня дома тоже есть компьютер, и неужели ты думаешь, что я не попробовал бы, если это было возможно, просмотреть дискету сам? Но даже не в этом суть. Информация на сто процентов закодирована, и, чтобы ее раскодировать, нужно быть как минимум одним из тех умельцев, что при помощи домашнего компьютера умудряются взламывать системы защиты крупных банков и переводить на свои счета миллионы долларов. Ты можешь такое провернуть?
Рамона отрицательно покачала головой.
– Вот и я нет. Так к чему тогда все разговоры, не знаю, – я залпом осушил очередную рюмку и вновь потянулся за бутылкой, не обращая внимание на, мягко говоря, не одобряющий взгляд Рамоны.
– Но я все равно хочу взглянуть на дискету, – спокойно произнесла она и вышла из комнаты в прихожую, где я оставил свои вещи. Вернулась уже не одна – все время сонно лежащий около входных дверей «мраморный» дог по кличке Гарик весело, как щенок, прыгал возле ног Рамоны. Вот только собаки мне еще и не хватало!
– Гарик, лежать! – скомандовала хозяйка, и пес послушно опустился на ворсистый комнатный ковер. Уж всяко лучше, чем на подстилочке перед дверями. Хитрый, ничего не скажешь.
– Он так и спит где захочет? – поинтересовался я, ощутив на себе гипнотический взгляд собаки, с одной стороны, убедительно изображающей из себя сонное царство, а с другой – внимательно, сквозь чуть приоткрытые веки наблюдающей за каждым моим движением.
– А что, ты боишься? – рассмеялась Рамона и с видом заботливой мамочки погладила меня по голове. – Не бойся, на кровать я его не пускаю. И вообще – в спальню…
«Что, простите? Я ослышался, или как? Мне уже открыто намекают, что в первую же ночь я удостоюсь чести почивать на хозяйском ложе?»
– Ну, тогда совсем другое дело! – Я сильно прижал к себе Рамону и впервые после разлуки прикоснулся губами к ее гладкой и мягкой коже на шее. От женщины пахло дорогими французскими духами и кремом для загара. Так как Рамона не сопротивлялась моим объятиям, то я уже собрался незаметно добраться до ее уха, а потом – до губ, но мерзкий пес опять все испортил. Он вдруг зарычал, вскочил и стал оглушительно лаять, шаг за шагом приближаясь к дерзко посягнувшему на хозяйку чужаку, то есть ко мне. Но стоило Рамоне спокойно бросить: «Гарик, на место», – как здоровенная псина тут же поджала хвост, еще раз недовольно оглядела сидящего на диване гостя и трусцой убежала в прихожую. Хорошо, что хоть слушается, а то вообще была бы «труба».
– Принесла?
– Конечно.
– Тогда давай посмотрим повнимательней, ради чего угробили уже как минимум пятерых человек…
И я открыл серебряный портсигар.
Серебристый, очень напоминающий «допотопную» промокашку для печатей, только гораздо более тяжелый плоский предмет сейчас лежал на столике-баре передо мной и Рамоной. Поверхность контейнера, где – хотелось в это верить – находилась дискета с секретной психотропной программой кодировки человеческого разума, была совершенно гладкой. За исключением вытисненных на одной из торцевых сторон цифр «482». Что они обозначали, можно было только гадать.
Но самым интересным моментом во всем контейнере являлась невозможность хоть как-то понять, с какой стороны и при помощи чего он вскрывался. Отчетливо виднелась линия соприкосновения двух совершенно одинаковых половинок, но определить, каким образом они крепились друг к другу, представлялось весьма неразрешимой задачей. И достаточно было пару минут повертеть контейнер в руках, чтобы однозначно понять – своими силами вскрыть его невозможно. А значит, добраться до дискеты могут лишь немногие посвященные в тайну люди. Наверняка я знал одного – профессор Славгородский из «Золотого ручья».
– Надо спрятать ее, – безапелляционно предложил я. – И лучше всего, если ты не будешь знать о ее местонахождении. Подержи собаку, а я схожу, осмотрюсь.
– Думаешь найти подходящее место в саду? – с интересом спросила Рамона.
– Или в доме, или еще где-то… Я еще сам не решил. Посиди пока здесь, минут тридцать-сорок.
– Может, лучше завтра, когда трезвый будешь? – нетвердо предложила Рамона.
– А кто тебе сказал, что я пьян?
– Сама вижу, не нужно мне ничего говорить. Посмотри на свои глаза в зеркало, – и моя красавица отмахнулась от меня, как от назойливой зеленой мухи. – Делай что хочешь, мне все равно.
– Собачку-то подержишь?
– И не собираюсь, сам выкручивайся. Цапнет за одно место, очень хорошо!
Рамона демонстративно вытянулась на велюровом диване и стала очень похожа на висящий у меня дома на стене плакат Саманты Фокс. А точнее – на изображенную на нем фотографию. Семь лет назад, пораженный удивительным сходством с популярной английской певицей, я даже какое-то время называл Рамону Самантой, пока она в ультимативной форме не потребовала должного к себе отношения. Пришлось уступить. Когда я вернулся после проведенного в Пярну отпуска обратно в Москву, то про себя начал называть висящую на стене в гостиной девушку не иначе как Рамоной. Ничего не поделаешь – сила привычки!
– Значит, не хочешь помочь беглому дезертиру, да? – Я нагнулся над лежащей, словно фотомодель, Рамоной и ощутил ее горячее дыхание.
– Пьяному – нет, – категорически отвергла она. – Дай мне вина!
– А еще чего?
– Больше ничего. Хочешь идти – иди, а ко мне не приставай.
– А то что будет?
– А ты попробуй, сам увидишь!
И я попробовал. Оказывается, ничего плохого мне не грозило. Даже наоборот – очень понравилось. Особенно оказавшийся слишком скрипучим диван и громкие всхлипы страстной молодой женщины. Надо признать, что прошедшие со дня нашей первой встречи семь лет и две недели пошли Рамоне только на пользу.
Вечером мы пошли в ресторан, и Рамона накормила меня каким-то эстонским национальным блюдом с креветками, после которого мне снова захотелось смять ее в своих объятиях. Но сделать это оказалось не так легко, потому что сразу после ресторана она потащила меня к какой-то своей подруге, которой, как оказалось, уже успела рассказать о капитане десантно-штурмового батальона, очень полюбившем когда-то кататься на водных лыжах за несущимся впереди катером.
Но вряд ли характеристика в мой адрес со стороны Рамоны на этом ограничилась. Ее подруга засыпала меня вопросами такого содержания, что иногда мне всерьез приходилось взвешивать каждое слово, прежде чем дать ответ. Неужели я в то далекое лето успел столько всего наговорить, в том числе и о некоторых подробностях моего «афганского отпуска»? Например, как мы вместе с лейтенантом Саблиным меняли БТР на водку или как по причине лютой злости ко всему «борющемуся за независимость» народу южного соседа не смогли довести до расположения части одного из известных командиров моджахедов, сделав ему «испанский воротник». Воистину любовь развязывает язык получше боли!