Илли Эред находилась в военном лагере в туристическом местечке Ар-Ома за Вифлеемом. Она была на радиосвязи, когда поступили новости из Иерусалима. Илли они не удивили. Она уже слушала о похожем случае в Храме Рождества Христова в Вифлееме, недалеко от ее лагеря. Один парень, кажется бразилец, разработал теорию, что Иисус должен вернуться в места, где родился. Насколько ей было известно, сейчас он находился на попечении палестинских властей. Вифлеем был на палестинской территории, так что если бы капитан хотел устроить брифинг, пришлось бы спрашивать разрешения у палестинцев. А она была уверена, что командир никогда туда не пойдет. Сегодня ночью Вифлеем ожидал два миллиона паломников, большинство которых собиралось на площади Мангер у Храма Рождества. Согласно плану, сначала они должны были смотреть фейерверк, а потом на крыше храма должны были появиться патриархи православной и католической церквей и вознести молитвы. Илли подумала, что это будет самый подходящий момент для появления Яссера Арафата. Что вполне походило на правду: Арафат обожал фотографироваться с местными патриархами. При таком раскладе, вмешательство израильских сил было мало вероятным.
В 10.45 она услышала сигнал тревоги, взвод был приведен в состояние боевой готовности. Половина его была убеждена, что они будут атаковать Вифлеем. Один парень, он сидел в глубине грузовика, так разошелся, что стучал себе автоматом по голове. Часовые отворяли ворота, когда капитан заглянул вглубь фургона. Увидев парня, стучавшего себе по голове автоматом, он схватил его за шиворот:
— Кретин!
— Ну что, мы выступаем, да. Вставим, бля, этому подонку Яссеру по первое число, сэр?
— Заткнись! — и капитан обратился к Илли. — Какие новости?
На Илли были наушники, но перевернутые, так что одно ухо оставалось открытым.
— Нас посылают в Негев, остальные приказы поступят позже, — отозвалась она.
Тем временем мозгодолб бормотал: «Никаких, никаких, никаких чертовых маневров в пустыне, пока яссеровские молодчики не нассут нам в лицо.»
— Это не маневры, — возразила Илли.
Стоило ей это сказать, как все обернулись, разинув рот от изумления.
— Охланите, — вмешался капитан, — мы пока не знаем, что происходит.
Но можно было предположить, что чертовы египтяне вновь пошли в наступление.
Илли трясло
— Не египтяне, а израильские поселенцы, они напали на рейверов, — все, что она могла сказать.
Она могла думать только о Моби, который отрывается в Негеве, беззащитный и, возможно, с напрочь снесенной крыше. Как ему спастись?
Дальнейшие детали поступили на следующем витке пути, когда грузовик, преодолев пустыню, повернул в сторону Хеврона. Сейчас они не столько слушали сообщение военной радиостанции, сколько одиннадцатичасовые новости, всем взводом припав к крошечному транзистору, а грузовик несся вперед по трассе.
Женский голос говорил: «До сих пор не удалось прояснить, почему патрульная группа поселенцев открыла огонь по рейверам. Судя по слухам, причиной был их протест против всякого празднования третьего тысячелетия Общей Эры».
Илли вслушивалась, не будет ли упоминания кого-нибудь из рейверов или местоположения празднества, думая, что в любом случае место вряд ли будет ей знакомо. Она пыталась вспомнить, о чем говорил Моби перед тем как отправиться в Негев.
— Сообщения о пятнадцати убитых остаются неподтвержденными.
Треск в наушниках Илли прервал сводку новостей.
— Направляйтесь в Иерусалим. Повторяю, поворачивайте и направляйтесь в Иерусалим.
Капитан поймал выражение ее лица и попытался прочесть его. «В чем дело?» — кричал он. Илли покачала головой. Она прижимала наушник рукой, чтобы лучше расслышать подтверждение приказа. Паролем сегодняшней ночи было «Мордехай». Она услышала его, повторила и рухнула на заднее сиденье водительской кабины.
Шофер развернул грузовик на 180 градусов и они понеслись по центральной дороге. Вифлеем был позади и перед ними зиял первый объездной туннель. Иерусалим был от них в десяти минутах пути, по ту сторону горы.