Последняя по программе песня наполнила меня новым смыслом – может быть, он и был мне сейчас нужнее. Но я шла на концерт с совершенно другим настроем, другими мыслями, готовая настроиться на громкую музыку. И вдруг этот Скутер так меня поразил… Стало еще темнее. Он вынес на середину сцены стул и уселся с гитарой. Зазвучала мелодия – грустная, на одних тонах, без барабанной дроби, но огромная, отдающая эхом, громом… И тогда он запел… Все вокруг заплавало в каких-то помехах. Я уже не могла четко видеть его – он весь был в тумане, но мне казалось, что по склоненному лицу текут слезы или дождь, стирая его глаза, его черты, всю его бесчеловечность. Настолько он разбит был в этой позе, настолько великолепен – как умирающий гладиатор.. «Eyes without a face… eyes without a face…» И ничего больше не надо, кроме одной-единственной фразы – в ней главное, в постоянном возвращении к ней. Когда сумасшедший рокер поет тихую балладу – насколько трагичнее она кажется! Мы смотрим, как страдает высокий, сильный, страшный человек, как он сгибается, несгибаемый, под духовностью – и это его добродетель, не поражение, ибо величественно на его одре страдание от любви и ее боли. И он пел, на низких тонах срываясь с голоса, на высоких – разрывая душу мне. И ужасно было лить слезы среди зала, да я не могла их сдержать. Море вокруг, море сладкой боли; наслаждения в боли – пассивное лекарство раздраженных нервов. Я и не понимала, о чем он поет – просто мы находились под одной крышей, и душа сама в себе пела о своем, бесконечно заражаясь похожей болью совершенно случайного человека…
Да, моя эстетика, мое искусство… Как же быть? И я неудачно влюблена. И кажется, мне это на пользу. Раньше я страдала по-черному, совсем не поэтично, утопая в плохих оценках, в семейных скандалах, в пороках своего характера – что неуклонно тянуло на дно, словно срабатывал каждый раз механизм самоликвидации. Слезы были от злости или от страха, меня часто все бесило, било по самолюбию, по положению, по авторитету; настолько это бывало беспросветно, тупо, уныло, лишало сил жить, что-то исправлять, строить планы. А я и не строила планов вне ПЛАНА, мне было некогда и нельзя. Исключение из школы и профессия дворника пугали меня гораздо больше, нежели отсутствие год за годом законченных произведений, дружеской теплоты. Мне не поставят тройку за то, что у меня нет парня. Значит, это пустяк, ничем это не грозит, на аттестате не отразится… И вообще, это – ГЛУПОСТЬ, это – ОТВЛЕКАЕТ, к тому же я – УРОД… Вот так оно пошло и пошло, личная жизнь воспринималась как праздность, ненужность и постепенно заняла место дальше заднего двора. Я даже свыклась с мыслью, что любви у меня не будет – так уж сложилось, не для любви, значит, рождена…
Не бунтую я и теперь – почему что-то должно было измениться? Смирно страдаю, делая из этого идею – и даже стала счастливее. Боль от любви – легкое расстройство, которому можно отдаться, расслабиться, ничего не делать, роптать на жизнь – и главное, не обвинять себя. Я полна теперь жизнеутверждающего чувства, не буднично-прозаического, а созвучного с музыкой, с моими романами – это порыв, даже в грусти! Однообразный быт с вечным «не получается» – вот что истирало душу в бездействии и разум в ничтожестве, а я желала бурных эмоций, чтобы внутри все кололо, кипело и море казалось по колено. Как же мне было не найти счастья в тоске своей, как могла не полюбить тех моментов, когда сердце полно до краев, растревожено и чутко реагирует на неуловимую прежде красоту мира – и если готово сгубить само себя, то только прекрасно, с песней, в честь кого-нибудь, во имя чего-нибудь? И я улетаю от земли на подбитых крыльях, я учусь любить его мировой душой, а не моим лишь отчасти состоявшимся женским началом, я намеренно хочу уйти от земных страстей – злости, обиды, мести, ревности. Все это не то! Как приятно любить выше облаков, обладать святой любовью и хранить ее как чистое стеклышко… Если бы отношения можно было построить такими – да возможно ли?! Особенно для меня. Я и с собой-то не дружу, а что говорить о какой-то еще привязанности. Земному земное, а я как человек – всего лишь мертвец, потому что – совершенный импотент… И зачем мне только это тело? Сколько из-за него было проблем, сколько оно мне душу потравило, поунизило… Бывают, конечно, и в нашей жизни радости совсем подходящие – живые, эмоциональные, самодовольные, но вечное земное счастье слишком успокаивает, а я не могу не грустить – на этом держатся мои произведения. Я обречен… обречена… Кто я – сама не знаю. Душа! – кто это? Он или она?