Небо все больше белело от тумана и облаков, повисающих над головой неровными, бесформенными фигурами. Солнце было где-то высоко и не с нами. Кругом глядела тоска, и хотелось думать.
От заправочной станции тянулись следы мокрых колес вымытой из шланга машины. Автобус мерно уходил на запад – и, согласно расписанию и случаю, в полном одиночестве. Мы с Зэкери расположились перед самой кабиной, оставив позади скучные ряды пустых кресел. От нечего делать я барабанила пальцами по кожаному сидению. Зак развалился и не отрывал глаз от пейзажа, скатываясь постепенно головой на мое плечо. Мне было немного видно водительское окно – и я смотрела то в даль, то на верхнюю панель с крупными цифрами 576. В салоне совершенно некстати гремело радио: без конца передавали время, погоду, пронзительную музыку…
Лондон звал! – если не надеяться, то просто жить. Хотелось танцевать, именно потому, что совершенно не танцевалось. Хотелось все успеть – в голове царил хаос: умножались деньги, перебирались кафе, куда можно будет сходить в субботу, мелькали лица, обрывки начатых дел. Внезапно захотелось что-то погладить – привычным движением пальцы скользнули по пряди белесых волос:
– Заки…
– А!
– Я не придумала, что можно подарить Валенсии…
– Выберем! Зайдем в универмаг – глаза разбегутся.
Хотелось людей, толпы, какой-то оживленности; хотелось зелени – как в сентябре, хотелось настроения – как никогда… «Я должна написать что-нибудь свое, – пронеслось в сознании, – или отдохнуть от Шекспира…» Гордость от езды, гордость от Англии обливала честолюбие, запрещала скучать и расстраиваться, незаконное расстройство запрещало радоваться, сердце ждало… По стеклам потекли струйки, и
плакал мир inside и outside…
Город появился неожиданно – выплыл из-за поворота, ударил в глаза и замелькал, оставаясь уже позади, позади… Старательно объезжая достопримечательности, автобус двигался к Трафальгарской площади.
В Лондоне обещало штормить. С реки дул порывистый ветер, разбрасывал редкие капли влаги. Между домами гудело. Люди толпами шли навстречу и исчезали за спиной, другие обгоняли – так и не удавалось увидеть их лица. Мы брели по городу уже пешком. Маленький Зак покачивался рядом, как воздушный корабль. Все в нем было смешное – и обветренные губы, и сморщенный нос, и разлетающиеся волосы, которые двигались по красной куртке, парили, занавешивали глаза, и воротник, край которого он грыз. Смешно было, как он шагал в огромных белоснежных кроссовках, спрятав руки в карманы широченных светлых джинсов… Он поминутно останавливался, отставал, толкался, вертел головой, шел задом наперед. Приходилось вертеться и мне, чтобы не потерять его.
– Заки, ты чего бледнеешь?
– Я?! Ничего!
– Давай пробежимся! Нам еще тренироваться сегодня.
Я схватила его за руку и потащила сквозь толпу. Он летел за мной вприпрыжку, сквозь ветер доносился голос: опять базарил сам с собой; рюкзак с аппликацией желтого животного хлопал его по спине. Вдоль дороги тянулись стеклянные витрины, и мне было видно это отчаянное, жестикулирующее отражение. Когда он заметил, что я на него смотрю – принялся строить рожи. Нам было семнадцать лет – и вели мы себя, как натуральные дети…
По ступенькам в «Хэрродс» Зак поднимался, как медвежонок в валенках, и у входа был уже весь красный от смеха. Внутри универмага был словно другой мир. Мы очутились в зале сувениров: морские ракушки и звезды, павлиньи перья, лампы в виде трубок с искрящейся водой и плавающими в ней рыбками самых кричащих оттенков – сплошная иллюзия! У стены стоял включенный домашний кинотеатр! Просто невозможно было мечтать о таких экранных масштабах.
– Заки, я все хочу! Смотри – домашний кинотеатр! Я все куплю!
– Можно будет настроить все каналы и смотреть фильмы разные. Скажем – «Истории секса: от Дон-Жуана до королевы Виктории», производство США.
– Только представлю лицо одного человека по такому телевизору – и мне плохо!
– Твоя влюбленность?
И улыбается по-детски, невинно. Как младший братишка, который впервые заметил, что сестра вздохнула об однокласснике.
– А Анна тоже любит кого-нибудь?
– Не знаю.
– Как так?
– Не знаю и все! Что тут такого?
– Какая глупость!
– Сам ты большая глупость! Кладезь праздного любопытства.
– Так какого мальчика она любит?
– Которого не существует.
– Значит – как Лэсси! Сестре моей нравится супермен из «веселых картинок».