Ленка смотрела на качания и перехлесты, чтоб не смотреть напротив, там на скамейке сидели рядышком Рыбка и Зорик. Фонарь укладывал белый свет на Рыбкины ноги, бликовал на коленках, перечеркнутых чуть выше черной тенью от подола сарафанчика. А с Зориком свету приходилось нелегко. Димочка Зорик все время крутился. Маленький и толстый, дышал тяжело, почти всхлипывая, тыкал в сторону рукой с тяжелыми часами на запястье, тут же тащил обе руки к голове, ероша негустые жирные волосы, утирал щеку, совал руку в карман, поворачивался всем корпусом к неподвижной Оле, смеялся, вытаскивал руку, вскидывал обе, складывая пальцы перед собой, откидывался на спинку лавки, вытягивая через ивовые тени короткие ноги в дорогих туфлях под отворотами новеньких, колом стоящих джинсов. И без перерыва болтал.
— Она мне говорит, а вы, мужчина, не пустите ли меня на верхнюю полочку, а я улыбнулся, эдак, со значением, я, говорю, не только пущу, но и подсажу, вы не бойтесь, миледи, я мужчина высокой душевной организации, вы не смотрите, что я роста небольшого, зато ум, ум какой. Ну, Ганя знает, как я умею баки заливать, она мне, ой, а вы где работаете, а я такой та плавсостав, старпом на танкере. А она дальше, а называется как, ну я думаю, приплыл ты, Димон, откуда я знаю, как там танкеры эти, ну я ей, Дербент, говорю. Кино, да? Фильм такой был. Танкер Дербент.
И Зорик залился всхлипывающим смехом. Рыбка вежливо улыбнулась, складывая на коленках руки и пряча их поглубже в рукава.
Зорик сейчас, конечно, не врал, такой вот он был, никак не дашь ему его семнадцати лет, со спины так вообще дядечка.
Ленка тоже улыбнулась и покивала, с ужасом чувствуя, как рука Гани под плащом обнимает ее талию. И ей это нравилось. А на него она тоже смотреть не хотела, боялась снова увидеть в исчирканном тенями свете уверенную ухмылку на крупном лице со светлыми глазами. Сидеть было тягостно, и хотелось скорее домой, но одновременно совсем не хотелось. Мне хочется уйти, чтоб не было Рыбки, и Зорика, догадалась о себе Ленка. И снова испуганно затосковала. Откуда она знала, что получится так вот?
На дискотеке, оттанцевав с веселым и хмельным Пашкой, она сама оттащила его к стене, толкнула в перекошенное кресло и он свалился туда, улыбаясь ей пухлыми губами.
— Сиди, сосед, — сказала строго, — и не бухай больше, а то кто тебя домой потащит?
— Ты, — радостно предположил Пашка и уцепился за ее руку, не давая отойти.
Музыка грохнула, замелькали огни. Ленка нагнулась, слушая. И смеясь, покачала головой, возя по его лицу длинными прядями.
— Я не могу. У меня сегодня дело, важное. И вообще я тебе скорая помощь, что ли? Сиди, меня Рыбка зовет.
— Стой. Сядь, — Пашка усадил ее на колени, привалился лбом к плечу, фыркая и мотая башкой, чтоб волосы не попадали в рот, — чего там тебе? Чего? А давай повстречаемся, а, Ленуся? Ты вот… соседка…
— Рядом живу, да? — весело разозлилась Ленка, отпихивая его руки, — да пусти уже.
— Нет, ты скажи. Скажи, я же нравлюсь, да? Тебе?
— Паш… да, да, нравишься. Сиди только. Ну, хочешь, я попозже приду и тебя на автобус?
— Хочу, — умиленно согласился Пашка, — приходи.
К ним, расталкивая толпу, уже продиралась Оля, кивнула Пашке и, оттаскивая в сторону растрепанную Ленку, прошипела в ухо:
— Блин, искать тебя. Сейчас. Белый танец сейчас. Иди.
— Я…
— Вон он. Иди!
Ганя приглашению слегка удивился, надул щеки, с юмором оглядывая сверху невысокую Ленку. И подхватив, прижал к свитеру, так что она уткнулась носом в треугольный вырез, откуда волнами шел запах одеколона.
Топтались, Ганины руки лежали на ее талии, иногда прижимая к себе совсем плотно, и тогда в ее ребра давила пряжка ремня.
— Вон ты, — сказал он, нагибаясь к ее уху и обдавая щеку запахом сигарет.
— Что?
Он развернул ее так, чтоб увидела наклоненный экран. Там смеялась девушка, очень красивая, лицо сердечком, глаза, как два лесных ореха, а вокруг личика — мешанина кудрявых волос. Ленка уставилась с восхищением. Такая красивая. Ну да, волосы похожи и глаза. Но та — такая красивая…
— Такая же, как ты — красивая, — пересказывал в ухо Ганя. Подумал и добавил, — не, ты красивее. Чего ржешь?
— Ой. Нет, не прынцесса, а эта — королевна! Ну, помнишь, в фильме?
— Королевна, — смеясь, согласился Ганя, прижимая ее к себе.
И Ленка вдруг улетела. От его сильных рук, от шагов, там внизу, что трогали ее колени его коленями, направляя. От этого внезапного запаха чистоты, а со стороны глядела когда, думала, от такого, наверное, всегда перегаром да потом. А тут вдруг хороший одеколон, по мягкому дорогому свитеру и чистейшей под ним рубашке. Да кто знает от чего, это все догадки, а на самом деле — просто кружилась голова и сильно стучало сердце, пересохло во рту, и хотелось, чтоб танец был-был и никогда не кончался…