— А это Олька твоя.
— Где, — чересчур живо спросила Ленка, завертела головой, отступая. И все для того, чтоб не слышать, что его голос и движения вдруг изменились, совсем чуть-чуть, но…
— Наверху. Видишь?
С экрана на них и, правда, смотрело почти Олино лицо, ее серьезные глаза и губы в алой помаде, резко очерченные скулы и тонкий, чуть длинный носик. Только волосы — прямые и почти белые.
— Бонни Тайлер. Крутая телка. Я потом попрошу Вовчика, пусть поставит.
Ленка молчала, пробуя разобраться в себе. Топталась, покачиваясь не в такт шагам. Так, приехали. Она с ним всего пять минут танцует, а уже успела забалдеть от обжиманий, и теперь еще приревновать к Рыбке. Эй, Малая, она ж тебе лучшая подруга, что за дела?
Она сама так захотела, прошептал внутри ехидный и растерянно-злой голос, вот и пусть получает, а как она хотела-то? Думает, ей все игрушки, да? Иди, Лена, туда, сделай это, сделай то…
— Что?
Ганя рассмеялся в наступившей тишине, не отпуская Ленку. Стоял неподвижно, прижимал все сильнее, так что у нее кончился воздух, и нечего было вдохнуть.
— Тебя кто провожает, я спросил.
Она шевельнулась, ступая в сторону, и за плечом Гани увидела пристальный взгляд настоящей, живой Оли.
— Ты. Если хочешь.
— Хочу, Малая. Смотри, не убеги без меня.
Отпустил и ушел, исчезая за лицами, плечами и затылками — широкой спиной, обтянутой цветным свитером.
И вот они сидят вчетвером, потому что Ганя решил выйти из автобуса на одну остановку пораньше и пройтись «пешкодралом», проветриться и перекурить всем вместе. В пустом крошечном сквере возле управления порта, где над пустым прудиком гнутся старые ивы и торчат фонари с лебедиными шеями, сидят, слушая бесконечные байки Зорика. И давно уже пора домой, знала Ленка, потому что мать там не спит, будет грохать дверью, капать себе корвалол, а после уйдет в спальню, и оттуда станет слышно «скажи ты ей, Сережа, ну что же это…». Но Рыбка молчит, и как ей — Ленке, начать прощаться? Это ведь значит, что она хочет увести Ганю. От света фонарей, от влюбленной в него Оли. Забрать себе на последние полчаса вечера. А как завтра встретиться с ней и говорить, будто ничего не произошло?
— Спать хочу, аж, не знаю как! — заявил Ганя, вставая и поднимая Ленку за руку, — короче, Димон, вы как хотите, а мы с Малой двинули. Оля, бай-бай! Димба, утром звякни.
Черные улицы были полны теней, каблуки стучали по ним, но теням ничего от этого не становилось. Высоко летал ветер, почему-то там, где крыши. И Ленка почти бежала, болтаясь на локте Гани, а тот свистел и шел быстро, поглядывая по сторонам.
— Туда? — спросил, показывая на черный проем рядом с Олиным домом.
— Да. И еще дальше, шестая. Пятиэтажка шестая.
— Угу.
У подъезда Ганя сел на скамейку, так же, как Пашка, вытягивая ноги в узких джинсах и кладя один ботинок на другой. Похлопал по вылощенным деревяшкам.
— Мне пора уже, — сказала Ленка. И села рядом.
А через пять минут встала, отрывая от себя его руки.
— Подожди. Да стой. Окно, видишь, там вдруг мать. Не спит еще.
Отступила к распахнутой двери в подъезд. Ганя тоже встал, заходя следом. Ленка стояла, прижимаясь спиной к плоской батарее у стены. И он наклонился, кладя руки на теплый металл над ее плечами. Перед поцелуем удивился довольно:
— Ух ты, ж. Топят. У тебя тут всю зиму кайф стоять, да?
Но ответа не стал ждать.
Мама выглянула через полчаса. И они замерли, когда над головами упал на бетон и перила неяркий свет.
— Лена? Лена, у тебя совесть есть? Немедленно домой! Я сейчас выйду!
Ганя молчал, не убирая руки с ее голого живота под расстегнутой молнией топа и задранной рубашкой. Ленка, молясь, чтоб голос был нормальным, ответила:
— Мам, я сейчас. Три минуты еще.
Двери снова закрылись.
— Пусти, — прошептала Ленка, — мне правда, надо иди уже.
— Завтра, — шепнул он ей, — в семь часов, на остановке, за мостом. Придешь?
— Да.
Заперев входную дверь, Ленка прокралась в свою комнату, не разуваясь в коридоре и стягивая у горла воротник плаща. Настороженно слушая, не выйдет ли мама из спальни, быстро разделась, скидывая джинсы, измятую рубашку с оторванной на животе пуговкой, залезла на диван, выворачивая шею перед зеркалом и поднимая руками волосы.