Протопотали по старому паркету, прощелкали короткие ступени обок эстрады, гулко пронеслись по дощатому полу, и треснуло, скрипнуло, скрежетнуло — завуч вознесла полную фигуру за кубик трибунки, украшенный нарядным гербом по передней стенке. Кладя тетрадь, оглядела всех ликующим взглядом. И набрала воздуха, так что высокая грудь поднялась еще выше.
— Здравствуйте, молодые хозяева жизни!
Эхо заметалось, не зная, куда деваться.
— Началось, — внятно сказал пригнутый к коленкам Саня Андросов, повернул голову, так чтоб слышали только те, кто сидит рядом, и шепотом пропищал:
— Здрасти здрасти супер-вера!
— Мы собрались! Тут! С вами! — звонко выкрикивала завуч, без перерыва меряя зал глазами, — чтобы снова приникнуть к истокам!.. Зажечь сердца! Ленинскими заветами!.. Наша страна!..
В зале тихонько шептались, девочки, наклонясь, рассматривали разложенный на коленках Стеллочки потрепанный модный каталог. Витя Перебейнос задумчиво жевал бумагу, пристраивал комочек к резинке на пальцах и пулял в передние ряды, целя в стрижки и лохматые волосы. А Вера Полуэктовна продолжала токовать, выпячивая грудь, обтянутую алым трикотажным жакетом, и поводя короткими ручками в скучном пыльном воздухе.
Все к ней уже привыкли, а когда она пришла на работу в школу год назад, слушали и смотрели, раскрывая рты. Никто не мог поверить, что она это всерьез. И до сих пор, похоже, никто и не понял — точно ли не притворяется. Конечно, бывали в школе торжественные собрания, на которых третьеклашки, надуваясь от важности, писклявыми голосами скандировали так называемый монтаж — отрывки помпезных стишков о родине и Ленине, а потом докладчики уныло бубнили о тяжкой доле рабочих в империалистическом мире. Были политинформации, каждый понедельник на первом уроке, и Ленка тоже вставала и отбарабанивала выборку из газетных новостей, о достижениях по пути к коммунизму, и о бастующих мусорщиках Парижа. Но все относились к этому как к тоскливой необходимой повинности. А Вера Полуэктовна отдавалась идеологии страстно и радостно, так что и слушать ее было неловко. Когда прошло первое офигение, и школа попривыкла к новому завучу, ее стали считать просто шумной дурочкой и благожелательно пережидали приступы многоречия. Тем более, что вредной она не была, всю себя в лозунги и выплескивала.
— Вот ты, мальчик! — крикнула завуч, тыкая рукой в сторону Ленкиного ряда.
Саня Андросов хрюкнул и снова нагнул голову к коленкам.
— Лопух, — сказала ему Олеся за ленкиной спиной.
— Ты! Ты! — уверила завуч, сбегая в проход и нежно беря за плечо Диму Доликова, который, сидя на крайнем кресле, занимался любимым делом — грыз деревянную линейку. Под мягким но уверенным нажимом Дима выплюнул изжеванный конец линейки и встал, оглядывая веселящийся зал темными глазами-сливами.
— Как тебя зовут, мальчик? Дима? Где твоя тетрадь с ленинским зачетом?
Вера протянула было руку, но поданная Димой тетрадь имела такой засаленный и растрепанный вид, что она передумав, просто кивнула, вытаскивая страдальца в проход.
— Пойдем, — поманила упирающегося Диму, — ты отчитаешься нам, что успел совершить за три месяца учебного года!
— Ыыыы, — сказал Саня, берясь за спинку кресла и вытягивая шею, чтоб лучше видеть, как Вера выталкивает Доликова на трибунку и становится рядом, рассматривая положенную тетрадку.
— Вот! Я вижу, ты написал «обязуюсь прочитать десять книг художественной литературы»! Ты прочитал их, Витя? Да, Дима!
— Мнэээ, — беспомощно ответил Дима-Витя, краснея и опуская глаза.
— Не все! Но ты обязательно их прочитаешь! Я права?
— Да, — с облегчением согласился тот, отклоняясь от пышной алой груди.
— Принять участие в школьных субботниках!
— Да, — солидно согласился Доликов, кивая лоснящейся головой.
Вера Полуэктовна с торжеством оглядела зал.
— А это? Исправить тройку по химии!
Дима понурил жирную голову.
— Я верю в тебя! Ты исправишь!
Она снова отвлеклась на зрителей. Ленке стало страшно, а вдруг сейчас Вера просто взорвется от переполняющих ее восторгов.
— Посмотрите на Валеру! Диму, да! Вот он перед вами, стоит! И его зачет претворяется в жизнь! И ничего, что не все сразу. Выходит! Главное — неустанный труд на пути к светлому коммунистическому будущему! И мы можем с полным правом назвать Диму Доликова — человеком! Коммунистического! Завтра!