— Нравится она тебе?
— Ну, было дело. Я в десятом еще учился, ночью выходил на балкон, смотрел, у нее окно светится. Думал, может, увижу. А там занавеска. Не поймешь, она там ходит или кто.
Красивое лицо было серьезным, пухлые губы чуть опустились уголками.
— Ну, так пригласил бы куда, — удивилась Ленка, — ты вон какой. Красавчик.
— Я? — удивился в ответ Пашка, — да ну. У нее кентов было выше головы, вечно провожали. Куда мне там.
— Погоди, — Ленка встала, дернув его за рукав, — ты что, даже не познакомился с ней? Нет? Вот же блин, рядом живете, всю жизнь.
— Ха, — Пашка повел плечами, покачал темной стриженой головой, — а она меня вдруг отшила бы?
— Ну и что. Зато попробовал бы!
Темные глаза ласково смотрели на Ленкино возмущенное лицо, губы сложились в привычную Пашкину улыбку:
— Много понимаешь. У меня девок всегда больше, чем надо. Выбирай, не хочу. И никакого отказа. Ну и зачем мне, чтоб она меня по носу щелкнула?
— А может, не щелкнула бы!
— Все равно риск, — не согласился Пашка и обнял Ленку за плечи, — ладно, соседка, проехали. А хочешь, поцелуемся?
Поворачивал ее к себе, и темные глаза смотрели сверху, и так хорошо пахло от мягкого свитера — сигаретами, бензином и одеколоном.
Ленка деликатно выпуталась из ласковых рук, откачнулась.
— Паш, извини, мне сейчас ну, правда, совсем не до этого.
— А потом? Когда порешаешь свои проблемы.
Они развернулись и уже возвращались по своим полусмытым следам к машине. Над головой пролетали чайки, раскидывая крылья и зависая, белыми грудками на тугом ветре. Ленка пожала плечами. Подумала хмуро, значит, он считает, что она из этих, которым кивнул и уже отказа не будет. Конечно, это только Анжелка, высокая черноволосая красотка, она недоступна настолько, что даже попробовать не сумел, а тут опа — давай, Леночек, целоваться просто так… Потому что провожать тебя удобно. Но Пашка так смирно шел рядом, так внимательно и заботливо посматривал сбоку, ожидая ее ответа, что Ленке стало неловко и немножко весело, а еще — он такой все-таки красивый, вон, сколько девок за ним бегают, а предлагает не им, а ей.
— Будем на море кататься, — мечтательно посулил Пашка, — ты не думай, я ж не просто так, в углу зажать-потискать, будем встречаться, как полагается. Ты моя девушка. Я твой — Пашка Санич. Ты чего смеешься?
— Ох. Потому что смешно. Да не сердись, просто смешно сказал.
Они уже подошли и Ленка влезала на высокую ступенечку, отмахиваясь от Пашкиных рук, подпихивающих ее сзади.
Он сел тоже, завел машину и улыбнулся ей.
— Да. Я такой вот. В-общем, решай, соседка.
И, обняв ее за плечи, все-таки поцеловал, лицом отпихивая пушистые Ленкины волосы со скулы. Выпрямился, подмигнул, машина заревела, дергаясь.
— Вперед! — заорал Пашка, — вперед, за лиловыми кроликами!
Мимо проносились окраинные домишки, вытягивая змеиные шеи, убежали с дороги белые гуси, посигналил едущий навстречу мотоциклист в шлеме яйцом. А потом начался уже городской район, и проплыло сбоку желтое здание клуба, в котором — дискотека. И с другой стороны — низкие серые коробки — корпуса техникума, а между ними высокие кованые ворота с полуоткрытой калиткой.
— Стой! Паш. Остановись.
Машина притормозила, уже проехав техникум, рядом с парковыми лавочками.
— Паша, мне нужно выйти. Ну. Поговорить нужно тут. С одним человеком.
Она поколебалась, просить ли, чтоб ждал. Но Пашка посмотрел на часы:
— Слушай, мне ее в гараж уже пора, а то сторож там, Михалыч, просил, чтоб не до вечера. Сама вернешься?
— Да… да. Вернусь.
Ленка выбралась из машины и хлопнула дверцей. Помахала внутрь, где маячила темная пашкина голова и повернулась уйти.
— Подожди!
Пашка выпрыгнул и, оббежав грузовичок, обнял Ленку, прижимая к свитеру, поцеловал в макушку и, поднимая ее серьезное лицо, чмокнул в губы.
— Теперь иди, соседка.
Машина за спиной зарычала и зачихала, рявкнула, трясясь и лязгнув. Ленка быстро пошла к калитке, прибавляя шаги, чтобы не передумать. И рукой вытирала губы, не замечая этого.
Двор снова был пуст, как и ранней осенью. На знакомой клумбе никли растрепанные розы, уже прихваченные ночными холодами, отчего лепестки были полупрозрачными, и их становилось жалко. Но Ленке некогда было думать о бедных предзимних розах, она почти бежала, сведя брови и шепча про себя слова, которые скажет. Боялась одного, что передумает, когда начнет разговор, потому решила — сперва нужно сказать главное, а там уже и здороваться и так далее.