— Та-а-к, — проговорила Инесса злорадно, — та-ак… И совести у таких вот хватает, в великий день победы революции явиться на торжественное шествие, как… как…
И вдруг выкрикнула визгливо, почти захлебываясь:
— Как девка площадная!
— Блин, — негромко и внятно отметился за квадратной спиной Санька Андросов, сочувственно глядя на Ленку через низенькое плечо Кочерги.
А та, мучительно краснея, под десятками направленных на нее взглядов, раскрыла рот, еще не зная, что говорить.
— Молчать! — заорала завуч, подскакивая и хватая с локтя Ленки цветастый пакет, — еще и шмот-ки при-волок-ла спеку-лянтские!
— Не трогай-те! — крикнула Ленка, дергая пакет к себе.
— Это мое, — попыталась, выступая сбоку, Олеся.
Но Кочерга не услышала, и уже ничего не соображая, тянула и дергала, выкатывая безумные белые глаза.
За ее спиной Ленка видела неподвижную фигуру классной, та стояла молча, придерживая локтем на боку раздутую сумку из кожзама, и — улыбалась. И эта улыбка напрочь выбила Ленку из колеи. Рванув на себя пакет, она крикнула, звеня слезами в голосе:
— Да иди ты! Кочерыжка старая!
— А… — с детской беспомощностью споткнулась о ее крик Инесса, — как это? А…
Будто сунула руку, и кто-то ее укусил, внезапно. Огляделась вокруг, скользя глазами по хмурым лицам, снова уставилась на Ленку. Та, прижимая пакет к куртке, отступала, перекашивая лицо и стараясь не разреветься.
Вдалеке грянуло смутное нестройное «ураааа!», забумкали барабаны, мерно завыли трубы, вдыхая и выдыхая бронзовые звуки.
— Десятые! — раздался мужской голос — физик Кочка вынырнул сбоку, пробежал, разводя руки, будто цыплят ловил, — десятые, построение, быстро, быстро! В колонну!
И все стали утягиваться, поворачиваясь спинами, и вместо санькиного лица — его затылок с кольцами темных волос. А рядом, Олеся, в донизу застегнутом плаще, оглядываясь и шевеля губами, что-то неслышно говоря Ленке, за спиной Кочерги.
Не дожидаясь, когда завуч снова откроет рот и заорет что-то мерзкое, Ленка повернулась и побежала обратно, прижимая к боку помятый пакет с торчащими ручками.
— Ленк, — Оля неслась рядом, цокала каблуками, заглядывая в лицо, — ты блин не реви только, да плюнь на нее, уродку старую.
— Возвращайся! — сказала Ленка, прибавляя шагу, — ну! Иди обратно. Я сама. Домой.
Оля замедлила шаги, чертыхнулась, снова побежала рядом, резко отмахивая рукой. Ленка остановилась, успокаивая дыхание.
— Оль. Нормально. Мне просто надо. Дома надо одной. Понимаешь? Иди, а то правда, влепит пару, нафиг оно. Олесе скажи, завтра пусть мне позвонит. Хорошо?
— А мы?
Ленка кивнула, торопя ее жестом свободной руки:
— Да. Да. Звякнешь мне, ну вечером, да? Нормально, Оль, не ссо.
И повернувшись, пошла прочь, быстро-быстро, не оглядываясь, чтоб Оля не передумала.
Город мелькал на краю глаза, серыми пятнами улиц, красными кляксами флагов, орал репродукторами, смеялся хмельными возгласами и детскими криками. И с каждым шагом от центра все меньше и меньше людей, и дальше шум и разговоры.
На автовокзале люди еще были, толкались, выгружаясь из автобусов, и утекали туда, откуда Ленка сбежала, таща в руке Олесин пакет, а в голове вопли безумной Инессы Кочерги, чьим любимым занятием было выслеживать в школьных коридорах девчонок и набрасываться на них с грязными оскорблениями. Ленка даже знала, почему Кочерга прицепилась именно к ней — в прошлом году она нагрубила Инессе, уводя от нее за руку рыдающую пятиклашку с расстегнутой лишней пуговкой школьного платья. Тогда дикие вопли в тупичке школьного коридора были настолько несоразмерны дрожащим губам и перепуганному круглому личику совсем еще маленькой девчонки, с растрепанной косой по спине, что Ленка встряла не задумываясь, полная одного лишь удивления — почему все молчат и никто хотя бы не рассмеется в лицо кошмарной бабище, она ведь точно ненормальная. С тех пор несколько раз в школе у нее случались стычки с Инессой, но все же там была своя территория, там эту стерву знали и терпели, понимая — чего с нее взять. Но тут, посреди города, на глазах у всех.
— Ах, так, — билось в ленкиной голове, в такт быстрым шагам, — так, значит, так…
Бегом она промчалась мимо олиного дома, мимо углом стоящих пятиэтажек — третий угол — их с Рыбкой «серединка», вбежала в длинный двор и, отмахав лавочки у подъездов, все одинаковые, и обычно полные любопытных старушек, но сегодня все в городе, влетела в подъезд, и нашаривая в кармане ключи, изо всех сил пожелала — пусть и бабка уйдет, пусть никого. Ведь праздник, дудки-оркестры, дайте уже Ленке побыть совсем одной. Пострадать…