— Пока, — сказала Ленка. Повернулась и пошла в подъезд.
— Леночка, — позвал негромко Сергей.
— Что?
Он быстро подошел ближе — высокий, очень широкоплечий, такой, что менялся свет, падающий с бетонного козырька. Сунул руку в нагрудный карман и поймал ее ладонь, вкладывая туда сложенные бумажки.
— Четыре полтишки. Не растеряй.
— Ой, — Ленка сжала кулак, горячо краснея. Вот дура, звонила, чтоб деньги, и — забыла. Совершенно забыла про них.
— Спасибо.
— Беги.
Он сунул руки в карманы и ждал, не двигаясь.
Ленка пошла в подъезд, оглянулась разок, споткнувшись туфелькой о порожек. И влетела, держа памятью, как поворачивается уходить высокая фигура.
Крепко сжимая бумажки в кулаке, совала ключ в скважину, молясь, чтоб бабка не заложила засов, чтоб не пришлось звонить и там слушать ее рычание. И вдруг застыла, краем глаза поймав шевеление выше своей головы. Кто-то поднялся с корточек, почти невидимый в темноте лестничного пролета. Ленка задергала ключом, суя руку с деньгами в карман. Вот же черт!
— Ленуся?
Услышав знакомый голос, вся обмякла от облегчения, прислоняясь к пухлому дермантину.
— Фу. Пашка. Напугал, вообще. Ты чокнулся, что ли? Ты чего тут?
— Тебя жду. Чего-то мне, Ленуся, херово стало, дай думаю, зайду к соседке. А тебя черти носят где-то. С кем гуляла?
Ленка нервно переступила гудящими ногами. Прислушалась к тишине за дверью.
— Паш. Давай завтра, а? Меня бабка сожрет, она ж видела, я зашла. Если тут застряну, выскочит, и…
— Пойдут клочки по закоулочкам, — кивнул Пашка и покачнулся, — выпрыг-нет. Да?
— Ты бухой?
— А ты будто нет!
Ключ, наконец, щелкнул. Ленка притиснула дверь, чтоб та не открылась. Сказала сердитым шепотом:
— Иди спать. Иди уже! Завтра позвони, днем.
— Поедем, Ленуся? — обрадовался Пашка, — а знаешь, поедем вот… ну… в Юркино хочешь? Где большая волна?
— Хочу, — согласилась Ленка, отпихивая его руки, — хочу-хочу. Все, спокойной ночи.
Она вошла и, одновременно с закрывающейся дверью, с грохотом хлопнула другая — в спальне. Протопали за ней тяжелые шаги, щелкнул, выключаясь, свет.
— И а-атлично, — прокомментировала Ленка, валясь на диван и скидывая туфли. Потянула с коленок надоевшие колготки, и, раздеваясь, одновременно другой рукой растрепывая на диване простыню и одеялко, упала, мотая головой по рыхлой подушке. Небольшой хмель вдруг вернулся, настойчиво толкая виски мягкими лапами, поворачивал голову, не давая ни о чем думать. И Ленка, закрывая глаза, ни о чем думать не стала, нащупывая под подушкой сложенные твердые бумажки — четыре зеленых квадратика.
Глава 17
Ночью пришел ветер с запада, и Ленка проснулась, думая о коте. Она знала, кот должен быть черным, таким, как был когда-то у них со Светкой на старой квартире. Это так называлось у них — «на старой квартире», откуда переехали десять лет назад, в пятиэтажку с удобствами, из двухэтажного дома барачного типа на окраине города. Там не было туалета, и водопровода не было тоже, маленькую Ленку это не слишком волновало, потому что был там прекрасный тихий двор, весь в зарослях дикой сирени, была площадка для футбола, полная одуванчиков, а через две улицы, если пробежать их поперек, под небольшим обрывчиком лежало мелкое море, зеленое над желтым песочком, с плоскими камнями в бородах травы. Ленке было там хорошо. И кот был. Черный. А когда переехали, то не сложилось.
Теперь ее кот приходил ночами, когда ветер дергал проволоку за окном, и та постукивала о подоконник. А еще дальше тихо гремели какие-то жестяные штуки, может быть, на балконе второго этажа. Не мешали, шепотом.
Ленка не открывала глаза, чтоб не проснуться окончательно. Завтра первый день после каникул, в школе. И, слава Богу, бабка уехала, в тот же день, когда вернулась из Симферополя мама. А Ленка усвистала на весь день к Оле на огород, чтоб не принимать участия в разборках, если они состоятся. «На огород» это тоже так называлось, потому что дачей назвать — не назовешь, множество криво нарезанных участков в низине за автобусной остановкой «Луч». Ленке это напоминало картинку из китайского журнала, квадратики вскопанной земли и на каждом — согнутая фигура, только не было остроконечных шляп треугольниками. На некоторых огородиках торчали деревянные будки-халабудки, а у Олиных родителей так даже стоял кособокий домик из листов старого шифера, в нем — лежанка под старым покрывалом, самодельный столик на одной ноге, лавочка, пара облезлых табуреток, и сваленные вдоль стены лопаты и грабли.