Значительный интерес в изучении вопроса о настроениях защитников Ленинграда, а также жителей оккупированных районов Ленинградской области представляют воспоминания, написанные бывшими солдатами вермахта. Из выявленных нами немецких источников личного происхождения обращают на себя внимание воспоминания солдата 12-й танковой дивизии Вернера Флика, рисунки и комментарии, сделанные профессиональным художником Юргеном Бертельсманом, который в составе саперного взвода находился под Ленинградом вплоть до мая 1942 года (Bertelsmann 1990), воспоминания бывшего солдата 291-й пехотной дивизии Георга Феллеринга. Он отметил свой 21-й день рождения 22 сентября 1941 года в деревне Левдуши под Петергофом, а затем зимой находился под Ораниенбаумом и в районе Волхова. И наконец, письма из района боевых действий у Синявинских высот унтер-офицера Вольфганга Буффа, воевавшего в составе 227-й пехотной дивизии. Письма Буффа охватывают период с 29 сентября 1941 года, когда дивизия начала «восточный поход», вплоть до его гибели 1 сентября 1942 года, когда он был убит при попытке оказания первой медицинской помощи раненому советскому солдату (Buff 2000:116).
Выражая, вероятно, мнение всех тех, кто пришел покорять СССР, Буфф отмечал, что нигде на Западе — ни в Голландии, ни в Бельгии, ни во Франции — не было такого ощущения «заграницы», как здесь, в России. «Это заграница в самом полном смысле этого слова, — писал Буфф 17 декабря 1941 года, — и мне трудно представить, что где-нибудь еще нет железных и обычных дорог, как в этой бесконечной, безграничной России» (Ibid, 40). Эту же мысль выразил и Г. Феллеринг, отметивший также, что одним из наиболее ярких впечатлений от пребывания в Ленинградской области была исключительная бедность русских крестьян[23]. Еще одним откровением для солдат оккупационных войск была религиозность населения и особое патриархальное отношение к Сталину как носителю власти. Например, проживавший в одном из домов в Тайцах, Ю. Бертельсман достаточно подробно описал быт, привычки и настроения населения. В частности, он обратил внимание на то, что в русских деревнях в каждом доме висела икона и в случае необходимости переезда хозяева в первую очередь брали с собой икону. Говоря об отношении к Сталину и советской власти, художник подметил, что, хотя в народе Сталина и называли «красным царем», им восхищались и одновременно боялись его (Bertelsmann 1990:2,8,19)[24]. Наконец, сохранились свидетельства того, что некоторая часть населения оккупированных районов разделяла антисемитские взгляды нацистов (Flick, рукопись: 66–67)[25].
В 1990-е годы в Германии, как и на Западе в целом, существенно возрос интерес к истории Второй мировой войны. Хотя ленинградская проблематика в количественном отношении занимает в многочисленной литературе весьма скромное место, тем не менее следует обратить внимание на две публикации, отражающие одно из направлений исследований немецких историков. В фундаментальном сборнике документов о преступлениях вермахта в период Второй мировой войны, в разделе о голоде как инструменте политики нацистов, специальный параграф посвящен Ленинграду (Verbrechen der Wehrmacht 2002:308–327). В нем приведены многочисленные факсимиле документов немецкого командования всех уровней о том, как планировалось и осуществлялось умерщвление голодом сотен тысяч ленинградцев. Выдержки из приказов ОКВ, группы армий «Север», а также 18-й армии, армейских корпусов и немецких спецслужб убедительно показывают, что военные были не только участниками массового убийства гражданского населения, но и в деталях знали о тех страданиях, которые выпали на долю ленинградцев. Таким образом, авторы и составители сборника дезавуировали попытки тех немецких историков, которые пытались снять ответственность с вермахта за преступления в период Второй мировой войны.
Проблема жизни в блокированном Ленинграде и настроений населения нашла отражение в подготовленной берлинским музеем Карлхорст выставке, посвященной блокаде. Проект, задуманный директором этого музея П. Яном, был реализован в сотрудничестве с российскими историками и организациями. На выставке весной 2004 года были представлены фото и письменные документы из крупнейших музеев и архивов Санкт-Петербурга, а также из Федерального архива Германии. В приуроченном к выставке сборнике документов (Блокада Ленинграда 2004), изданном на немецком и русском языках, были впервые опубликованы фотографии быта в период блокады Н. И. Хандогина, приведены рисунки художника А. Ф. Пахомова, сделанные им в одном из моргов Ленинграда, представлены дневник и рисунки графика Я. О. Рубанчика, а также выдержки из дневника историка-искусствоведа и критика H. H. Лунина. Особое внимание вопросу о настроениях в Ленинграде в период блокады уделено в вводных статьях (см.: Петер 2004: 7–18; Ломагин 2004:19–31).
23
«Казалось, — писал Феллеринг, — что все население ходит только в сером, коричневом или черном…Дети носили очень большую одежду… В России, вероятно, не было носков. Все ходили в портянках…» (Völlering 1989: 40).
24
По свидетельству Буффа, сделанному 20 ноября 1941 года, он нечасто бывал в домах местных жителей, но все же там, где ему довелось побывать, обращали на себя внимание иконы, перед которыми в большинстве случаев горела лампада (Buff 2000: 32).
25
Воспоминания В. Флика были переданы его другом Фрицем Шютцем в 2003 году директору Центра примирения Ю. М. Лебедеву, который в свою очередь предоставил мне возможность познакомиться с более чем 100-страничной рукописью.