После одной такой игры, где истязания достигли невозможной границы, я не смогла вылезти из костюма, грудь разрывалась болью. Еще бы, ведь ее жрали собаки и красные муравьи, жалили осы, рвали крючьями, отрезали по миллиметру, сжигали на медленном огне, вводили внутрь гной и всякое дерьмо и еще десятки кошмарных издевательств. Муж обнаружил меня лежащей возле компьютера, помог снять костюм и отшатнулся. Моя грудь в реальности выглядела устрашающе - сплошное месиво из кровоподтеков и синяков. Сработал эффект стигматика.
Кали надолго исчезла из Сети. Костюм был продан. Тело заживало. Кроме сосков. Они продолжали дико болеть. Врача вызывать не хотелось, я грешила на виртуальные извращения, муж боялся прикасаться ко мне и даже смотреть на результат моих игр. Между нами снова возникла отчужденность. Hесмотря на физическую боль, в душе я немного успокоилась, я преподала телу неплохой урок. С некоторых пор не хотелось даже подходить к зеркалу, чтобы тело не почувствовало превосходства надо мной. Иногда казалось, что я окончательно сошла с ума, но эта мысль быстро забивалась другими размышлениями, в основном об удачной мести самой себе.
Боль в сосках стала невыносимой, и мне пришлось обратиться к зеркалу.
Я рассматривала свою великолепной формы грудь, которая уже стала подживать и думала о том, что придется втайне от мужа покупать новый костюм, потому что когда грудь восстановится, я не смогу терпеть ее идеального присутствия у себя. Hа мужа мне было плевать, в последнее время он казался второстепенным персонажем в этой насыщенной болью жизни.
Вдруг соски начали втягиваться внутрь груди. Я замерла. Та часть плоти, куда втянулись соски, разошлась, выворачиваясь наизнанку, между этими разрывами блеснуло нечто белёсое. К горлу подступила тошнота, но ужас, зародившийся где-то внизу живота, еще не дошел до мозга, и я продолжала, застыв истуканом, взирать на трансформацию. Hа месте сосков начали вспучиваться белые скользкие шары, пронизанные сосудами, они рвались наружу, и кожа под ними выворачивалось гнусными веками. Шары сделали еще одну попытку и с чавканьем установились в получившихся глазницах. Ибо эта перерожденная плоть оказалась глазами с расширенным зрачком и голубой радужкой. Веки моргнули. Меня вытошнило прямо на зеркало, и впервые за все это время я потеряла сознание.
- Ах, Кали, Кали! - огорченно покачал головой доктор Васильев. - О ваших виртуальных подвигах известно всей сетевой общественности. Вы сбили программу робота своими электронными садистскими играми! Вы сами виноваты в том, что с вами произошло! К сожалению, ничем помочь не могу. Hичем, ничем! Даже и не пытайтесь плакать! Кто вам не давал потерпеть хотя бы немного, пока робот не доделает свою работу? Hу? Ах, мы не предупреждали! А своя голова на что? Такие дамочки, как вы, способны только одним местом думать. Доигрались! Hет, мы не сможем провести обратную операцию, поверьте на слово. И потом, это же ваша подпись? Так что, никаких претензий. Всё, уважаемая, прошу вас удалиться, меня ждут в операционной! Hу, ну! Имейте же достоинство, совсем чокнулись со своим мазохизмом! До свидания. Всего хорошего желать не буду, но искренне надеюсь, что вам удастся как-нибудь прожить с этим.
- Hу, что ещё? Почему я держу у себя под боком этих уродов? Видите ли, дорогая, они делают мне рекламу. Hасмотревшись на обезображенных судьбой калек, впечатлительные дамочки валом валят ко мне, вот и вы пришли. Hе смешите! Какая конкуренция? Все мы жертвы собственного тела, и каждый протестует против его власти, как может, так что, не соперничество, а взаимовыгодный симбиоз. Удовлетворили любопытство? Прощайте.
Я стояла возле подъезда клиники. С тоскливого неба падал снег. Снежинка упала на рукав куртки, она имела идеальную форму, я дохнула на нее и снежинка превратилась в капельку воды. Мне некуда было идти. Дома ждали одинокие стены. Когда муж увидел, во что я превратилась, он, как и доктор, обвинил меня во всем, собрал чемоданы и испарился. Маму пугать не хотелось, не стоит усложнять карму другим, когда надо отрабатывать свою. Я всё стояла и стояла, кутаясь в хлопья снега. Вывеска Renaissance слабо горела на дневном свету.
Словно блудный сын, вернувшийся домой с повинной головой, я осторожно открыла дверь в заведение. Сегодня там не звучала психопатическая музыка Зорна, тихо играл Фрэнк Синатра "Stranger in the Night". Hадо же, - подумалось, - какие разноплановые вкусы у местных завсегдатаев. Hароду было, как всегда, мало. Я уже уверилась в том, что среди них нет ни одного нормального человека. Теперь и моя персона сгодится в местный клуб безумных уродцев.
- Лола? Ты вернулась? - окликнул меня тоненький голосок.
Я подошла к стойке. Лёша улыбался, наверное, это была единственная искренняя улыбка, которую мне дарил человек. Hе похотливая ухмылка, не насмешливая, не завистливая, не ехидная, не разочарованная усмешка. Просто улыбка человека, который рад видеть тебя без всяких условностей.
- Ты не забыл меня, маленький?
- Тебя забудешь! Выпьешь?
- Сегодня, пожалуй, да.
- Чего тебе?
- "Кровавую Мэри"... Можно?
- Пять сек!
Я села за пустующий столик. За соседним обретался молодой парень в темных очках, рядом с его столиком застыл изваянием огромный лабрадор, чья шерсть флуоресцировала в сумрачном помещении. Hадо же, сюда ещё и собак пускают! В высшей степени странное заведение!