Чёрный кот скакал по крыше, выгнув спину дугой, ёршиком распушив хвост. Вроде играл... Ходил боком, обтираясь о перила, высоко подпрыгивал, кувыркался в воздухе, со всего маху бился спиной о жесть крыши. После очередного кульбита Идальга разглядел: к загривку кота присосался призрачный комок, будто амёба-переросток. И чем сильнее кот старался содрать или стряхнуть её с себя, тем больше тварь росла и проявлялась. Прыжки и кувырки ближе, ближе, опасно близко к краю... Кот то ли упал, то ли нарочно сиганул вниз.
Долгого полёта не вышло: шмякнулся с воплем о другую крышу этажом ниже. Дома разной высоты стояли ступеньками вплотную друг к другу, как бывает в старых московских дворах. Кот и тварь единым клубком то катились, то летели вниз: не поймёшь, кто сверху при очередном ударе. В реальности лестница крыш должна была скоро закончиться, но во сне опять брала своё дурная бесконечность. Живой клубок с отчаянным ором и летящими в стороны клочьями бился то о жесть, то о черепицу, то о тростниковый настил. Такого в Москве, кстати, тоже не бывает.
Семёныч с земли остолбенело наблюдал за падением, потом начал швырять камни, стараясь залепить в тварь. Мазал, мазал, прицелился получше -- попал!
Амёба словно раздвоилась: в чела полетел призрачный ком, обрётая подробности. Лицо мужчины. Наверное, тоже чела, хотя за генстатус Идальга не поручился бы. Грубовато-правильные черты обтёсаны возрастом до величавой монументальности. На правом глазу бельмо со странно изогнутым и вытянутым подобием зрачка. Левый прищурен, будто целится.
-- Смеешь мешать мне, червяк? Я же приказал: спать, пока не приду за тобой. Спать! -- голос -- громовым рыком, от которого рвутся барабанные перепонки. Но Семёныч и под миномётным огнём вставал в атаку.
-- Хрена тебе! Проснусь! -- кулаком в зрячий глаз, коленом в пах, обеими руками по затылку, когда согнётся. -- Прямо тут и наваляю, угробище одноглазое! А ну пусти Черныша... Ромигу!
Движения вязли, образы расплывались, дышать стало нечем, словно чел тонул в киселе. Но всё-таки часть внимания он на себя отвлёк. Кот приземлился на очередную крышу лапами вниз и юркнул в чердачное окно, содрав амёбу о край разбитого стекла, вместе со здоровенным куском шкуры. Семёныч заорал -- сам не понял, от чего: от ужаса или торжества...
И проснулся. Сел, торопясь после ужасов всласть надышаться и наглядеться на родную, милую, уютную мастерскую. Сморгнул, увидел перед собой нава.
-- Ромига?! -- тут же понял: нав другой, и чуть не взвыл от разочарования. На излёте надежды, что сон был пустым, спросил. -- А где Ромига?
Увы, Идальга тоже не знал:
-- Мы с комиссаром собирались спросить у тебя. Ты кричал. Что тебе снилось?
Какая-то мысль скользнула по краю сознания, но Семёныч был слишком измотан кошмаром, чтобы ухватить её за хвост. Мгновение подумал и честно выдал расшифровку всех видений разом, какую подсказали опыт и логика.
-- Херня. Несбывшаяся. А потом Ромигу увёл одноглазый. Я не смог, -- "вытащить его оттуда" застряло в горле, взорвало сердце невыносимой болью. Старик так и не успел сообразить, что его убило. Или этого не взяла "Игла": последние воспоминания умирающих слишком стремительны и хрупки. Чел уже не чувствовал рук Идальги на своих висках, не слышал формулу аркана...
Дознаватель тряс головой и рычал, благо свидетелей нет: "Игла" далась неожиданно тяжело. Выровнял дыхание, вернул на лицо бесстрастную маску, позвонил комиссару.
-- Старый геомант умер. Подробности позже. Труп я заберу для исследования.
Секунды молчания -- красноречивее любой брани. Очень вежливый, но приказ:
-- Я сейчас приду и сам на него посмотрю. Ищите пока контакты других челов. На поразмыслить: Ромига исчез из салона машины. Все магические следы зачищены полностью. Пустая машина вылетела с дороги, на месте аварии работает Служба Утилизации. "Следы на песке" рассеялись, но даже глобальный поиск не даёт результатов. Притом, Доминга утверждает: наша пропажа жива. Вероятность гибели резко упала.
Комиссар Нави никому, кроме князя, не обязан ничего докладывать. Но информацией Сантьяга делился, когда считал полезным для дела. Идальга поблагодарил. Достал из кармана Ромигин мобильный, изучая номера в списке вызовов и телефонной книге.
Больше всего дознавателя интересовала блондинка, которая звала Ромигу к телефону в конце банкета. Семёныч тоже обратил на неё внимание. Хотя Идальга мог поклясться: ничего особенного в ней не было, и проверяли раньше -- не маг, совсем.