— Наиболее вероятное место — рыбацкий поселок Скалистое в трех милях отсюда. Там рядом шоссейная дорога.
— Та-ак, — протянул Танюшин и, обратившись к другому штатскому, добавил: — Можете пока приступать.
Спутники Танюшина достали из чемоданчиков какие-то приборы и начали измерять и фотографировать шлюпку.
Полковник взглянул на меня:
— Ну а вы что вы скажете, товарищ Шпилевой?
Я ждал этого вопроса и поэтому тщательно изучил шлюпку, но, откровенно говоря, определенного ответа дать не мог.
— Вроде она, а вроде и не она, товарищ полковник.
Танюшин нетерпеливо потер руки.
— А точнее?
Я отошел метров на пять в сторону.
— Нет, не уверен.
Танюшин испытывающе взглянул на меня и вдруг спросил:
— А на каком примерно расстоянии вы ее тогда видели?
И тут меня осенило.
— Пусть кто-нибудь сядет в шлюпку, — попросил я полковника.
Отбежав метров на двести, я обернулся и понял — это была она. Я обратил внимание на характерную обводку и на положение человека. Все, абсолютно все совпадало. Картина представлялась настолько четкой, что мне даже показалось, будто я стою на щите.
— Это та самая шлюпка, — сказал я Танюшину.
На обратном пути у нас несколько раз проверяли документы. Кроме того, я увидел пограничников с собаками, прочесывавших местность. Вероятно, этот участок был оцеплен.
При въезде в город нас догнал мотоциклист.
— В районе поселка Скалистое обнаружен водолазный костюм, — доложил он вполголоса.
Полковник вышел из машины:
— Дальше езжайте без меня. Я возвращаюсь.
Он подошел ко мне и сказал:
— Учтите, товарищ Шпилевой. Сейчас вы находитесь на переднем крае невидимого сражения. Чем больше вы соберете данных о Петрищеве, тем лучше. Но будьте при этом осторожны и благоразумны.
Я решил немедленно ехать к Марии Андреевне и пригласил с собой Скосырева, но у того было свое задание — систематизировать сведения о Гужве.
В музее меня встретила молоденькая девушка.
— Директора сейчас нет, — сказала она, — подождите, если не торопитесь.
— А вы кто? — спросил я ее.
Она слегка покраснела и с вызовом ответила:
— Научный сотрудник.
Я прошел по залам музея и увидел довольно большие изменения: экспонаты были размещены в определенном порядке; появились пояснительные надписи и указатели; на стенде, посвященном Петрищеву, белел текст, который в свое время я уже читал. Везде было чисто и уютно.
Вскоре появилась Мария Андреевна. Она выглядела оживленной, помолодевшей.
— Ни за что не угадаете, где я сегодня была.
— Где же?
— В Слободском! — торжественно сказала Мария Андреевна.
— В Слободско-ом?
— Да. Между прочим, многие вам привет передавали: председатель, Нюра Пасивина. Благодарят за шефов: ваш товарищ Селин имеет там огромный успех.
Я удивился:
— Неужели меня еще помнят?
— Конечно! После вашего отъезда в селе закипела бурная деятельность по розыску материалов о Матвее Петрищеве. Особенно старалась Нюра Пасивина. Кстати, именно с ее помощью я собрала много интересного.
Мария Андреевна подошла к шкафу и достала оттуда толстую папку.
— Вот, смотрите.
Это был клад. Больше часа я перебирал документы и исписал за это время два блокнота. Среди бумаг я обнаружил табель успеваемости Петрищева за шестой класс, оценки в котором говорили сами за себя: математика — отлично, русский язык — отлично, физика — отлично...
Мария Андреевна поминутно перебивала меня:
— Нет, вы только взгляните...
Она протянула мне пожелтевшую фотографию, на которой мальчики в белых рубашках и девочки в платьях расположились вокруг учительницы.
— А вот и сам Матвей, — указала Мария Андреевна.
Впервые я увидел Матвея Петрищева, правда, совсем юного, но все-таки это был он: белокурый, вихрастый, задорный паренек с чуть вздернутым носом.
— Сразу видно, боевой хлопец!
— Еще какой! — поддержала Мария Андреевна и протянула мне целую стопку листов, исписанных подробными воспоминаниями односельчан о Матвее.
— Как вам удалось собрать все это?
Мария Андреевна улыбнулась:
— Нюра Пасивина обошла всех. Кроме того, она еще куда-то писала: многие ведь уже выехали из села. А я ходила в школу, говорила с учителями, вот так и нашла фотографию.
С учетом материалов, собранных Марией Андреевной, в моих руках оказалась довольно полная картина детства Матвея Петрищева. Это был паренек, который иногда хулиганил, за что нес заслуженное наказание, иногда его хвалили. Из всех воспоминаний о Матвее я обратил внимание на одну деталь: вокруг него всегда собирались товарищи. Его бывшая учительница так и писала: