Танюшин попросил меня уточнить, кто тогда объявил о посадке в автобус 98-98, и я подтвердил слова шофера.
— Стало быть, мужчина в темно-синем плаще, — проговорил задумчиво Танюшин. — А других его примет вы не помните?
Я напряг память, но ничего, кроме темно-синего плаща, в голову не приходило. Помог Никита:
— Невысокий, брюнет, брови у него, словно нарисованные.
— Точно, — подтвердил я, — невысокий и чернявый.
И вдруг меня словно молнией пронзило:
— Товарищ полковник, Нюра Пасивина говорила, что папку с документами у нее тоже невысокий и чернявый забрал.
— Об этом потом, — сухо оборвал полковник.
Я понял, что о папке при посетителях говорить было нельзя.
Когда Никита ушел, Танюшин обратился к Костину:
— Надо будет переговорить еще с кем-нибудь из пассажиров: чернявый — это уже зацепка. Скажите, лейтенант, кто в музее мог слышать ваш разговор о Петрищеве?
Мне не пришлось долго вспоминать.
— Мария Андреевна, Галка, паренек, бывший директор музея Трубников, ну и еще человек пять экскурсантов, пришедших раньше.
— Вы не запомнили их?
— Дайте подумать.
— Подумайте, — сказал Танюшин и вдруг спросил: — А того, в темно-синем плаще среди них не было?
— Кажется, нет.
— Кажется — не ответ.
Полковник повернулся к Костину:
— Надо найти и опросить всех посетителей музея.
— Есть! — ответил Костин и что-то записал в блокнот.
— Я могу идти? — спросил я.
— Идите, — разрешил Танюшин, — но впредь будьте осторожны: охотились, скорее всего, на вас.
ЦАРИЦА НЕФЕРТИТИ И ФЕДЬКА КОСОЙ
Вечер был прохладным. В полдень, еще до захода солнца, прошел теплый дождь и пропитал влагой землю, здания, густой терпкий воздух.
Я ехал в троллейбусе от Галкиных родителей — сама Галка еще не вернулась — и беспокойные мысли роились в моей голове. Чем закончится расследование опергруппы Танюшина? Сумеют ли они найти пассажиров автобуса? Работа предстояла нелегкая, но Танюшин сказал: «Надо!», и они обязательно найдут. И посетителей музея тоже... А еще Гужву. Что это за человек? Зачем ему нужно было отрицать факт службы Петрищева в части, охранявшей склады?
Костина я видел всего несколько дней назад, но с тех пор он сильно осунулся. Поздоровавшись, он рассказал, что водолазный костюм, найденный на берегу моря, дал им в руки важную нить, но я так и не понял, какая могла быть связь между Петрищевым и этой находкой.
Потом я снова подумал о Галке. Где она сейчас? Танюшин хотел поговорить с ней, ведь она тоже была среди посетителей музея, и просил меня немедленно направить ее в управление, как только она появится в городе. Но Галка не появлялась. Я уже несколько раз ходил к ней домой, но каждый раз слышал:
— Пока не приехала.
Видимо, Галка все-таки сильно обиделась на меня. Я повел себя грубо, а надо было просто объяснить ей тогда, какое важное значение имеют для нас поиски материалов о Матвее Петрищеве. Теперь же я не знал, что делать…
Пока я раздумывал, в троллейбус вошла молодая женщина и, сев рядом, начала внимательно разглядывать меня. Когда я повернулся, женщина даже всплеснула руками:
— Неужели встретились?!
Это была продавщица из пивного ларька. Сейчас она казалась еще красивее: в узких блестящих глазах ее прыгали золотистые искорки; нарядное платье с глубоким вырезом выгодно облегало фигуру; небольшая родинка на мраморной шее добавляла шарм.
Пассажиры троллейбуса с интересом поглядывали на нее. Я же вспомнил тот злополучный скандал и покраснел, но моя собеседница заговорила низким, грудным голосом:
— Ой, я так сильно переживала за вас. Вы же ни в чем не виноваты. Знаете, я даже в комендатуру ходила, чтобы заявить об этом…
— Спасибо, — буркнул я.
— А потом бродила по улицам в надежде, что встречу вас. Я ведь тоже отчасти виновна в том, что с вами случилось.
Последняя фраза насторожил а меня. Мы вышли из троллейбуса возле Морского парка и пошли по набережной.
— Какой чудный вечер, — произнесла Мура. Так она отрекомендовалась.
— Да, неплохой…
— А давайте посидим на скамейке у моря.
— Не стоит, пожалуй… Поздно уже…
Моя отрешенность обидела девушку.
— Какой вы, однако, колючий. Ну, если вам не трудно, возьмите меня хотя бы под руку.