Гермиона сощурилась. Тусклый огонек свечи обрисовывал тумбочку, белую простыню, профиль Северуса. Гермиона испуганно посмотрела в его глаза, а он снова поцеловал, не позволяя мыслям сбить желание. Поцелуй дурманил ее, и пока их языки сплетались в ленивой нежности, он устраивал ее поудобнее: шире раздвигал колени, укладывал на подушку, чтобы она могла полностью лечь и меньше выгибаться в спине. Потом подразнил, потеревшись между складочками и, когда стал достаточно влажным, одним толчком проник в ее тесное тело и глухо застонал.
— Мерлин, какая ты тугая, — Снейп стал целовать в щеку, в скулу, в висок. Гермиона цеплялась за простыни. Она задыхалась от шока. Северус сделал вновь толчок, и еще, еще. Он придавливал ее, не позволяя шевелиться, и проникал все глубже — странное ощущение полноты.
В какой-то момент ее чувства подверглись таинственной перемене. Гермиона перешла в состояние, где ничто не имело значения, кроме густого счастья, закипающего внутри нее. То, что началось со сладостного растяжения ее сокровенных мышц, стало нестерпимым требованием. Требованием усилить наслаждение, подняться до самой верхней точки и тотчас обрушиться вниз.
Их приоткрытые губы почти соединялись, и он словно выхватывал ее обрубленные стоны. Ее бедра обжигала смесь крови и смазки. Он вбивался в нее, пульсировал. Грейнджер вцепилась в простыни, сжимала, комкала их. Внутри нарастал жар. Он стремительно распространялся по телу. Северус ласково прикусывал плечо, целовал в шею. Она неустанно хныкала и вздрагивала от ощутимых и резких толчков. Ее вскрики искрились, перерастали в мольбы, в мантры «профессор-профессор-профессор», а потом она выгнулась, прижалась к нему влажной спиной и задрожала. Он от ее крепких сокращений выгнулся дугой и излился.»
— Медленно отложите пергаменты и бросьте в огонь.
Она повернула голову в его сторону. Щеки ее пылали. В глазах спрятался испуг. Снейп не асексуален. Он извращенец. Но она испугалась не этого. У нее пересохло во рту.
— Мисс Грейнджер?
— Я не берусь осуждать ваши хобби, профессор, — Гермиона прочистила горло.
— Нет, Грейнджер! — Снейп подорвался к ней и оказался совсем рядом. Она отшагнула, не прерывая зрительного контакта.
—… И вы вольны творить, как вам вздумается, разумеется… — глаза ее покраснели. — Единственное, что мне бы хотелось, чтобы заменили мое имя и размер груди. И….— голос ее ослабел и задрожал. — Боже, почему мне кажется, что вы меня ненавидите, профессор? Что я вам сделала?
— Мисс Грейнджер, все далеко не так. Я вас не ненавижу…
— Ну да, любите! Ведь именно этим мы с вами занимаемся столько вот страниц! — она потрясла стопкой, и пергаменты посыпались на пол. — Но почему именно я? Господи, а если это кто-то еще прочтёт? Я понимаю, вы несколько специальный человек и с редкостными предпочтениями, но это… Это уже перебор, сэр! Да, вы не способны этого понять, но и мне сложно с вами общаться, зная, что вы… И эти истории… Где я… Где я какая-то неадекватная шлюха в период собачьей течки! — она всплеснула руками. Он надел беспристрастную маску. Как бы ни искала Гермиона сочувствия, в Снейпе его не нашла.
— Это писал не я. Не дурите. Вам известен мой почерк.
— Да, и тем хуже! Об этом знает кто-то третий. А вы… Вы исправляли!
— Я был несколько пьян. Сделал от силы два-три исправления…
Она поморщилась и, быстро подняв пару листов, стала считать. Снейп вырвал их и отшвырнул в огонь. Пламя жадно их поглотило. Снейп сжал ее плечики и склонился к лицу.
— Двадцать два, оценка «удовлетворительно» и это только минет! — прошипела она в его губы. Сердце ее испуганно и предвкушающе стучало.
— Вы не дочитали.
— А надо бы, сэр?!
— Да! — он осмотрел ее влажную белизну зубов, заманчивые губы…
— Хотите, зачитаю вслух? — спросила хрипло.
— Валяйте, — прошипел он и осмотрел валявшиеся пергаменты. К счастью, последний так и не сжег. Он призвал его магией и всучил Грейнджер.
— Хорошо, профессор Снейп! «…Слово «хозяин» не так заводило их. Снейп положил под нее подушку и накрыл сверху собой, вжимая в матрас. Под его весом Гермиона улеглась. Его естество»… в смысле профессора Снейпа, то есть ваше…
— Дальше.
— Хорошо! «Он устраивал ее поудобнее: шире раздвигал колени, укладывал на подушку, чтобы она могла полностью лечь и меньше выгибаться в спине. Потом подразнил, потеревшись между»…